О системах воспроизведения «речи–языка»
1. Важнейшим в соссюровском различении «речи» и «языка» является на наш взгляд, пересечение двух моментов: Соссюр (а) стремился сохранить ориентацию лингвистической теории на грамматики языка, (б) исходил из существовавшего в то время психологистического представления об акте речевой деятельности. Поэтому язык выступил у него, во-первых, как система теории речевых явлений, а во-вторых, как система субъективных предпосылок актов речи. Схема «круговорота речи», казалось бы, оправдывала отождествление того и другого.
2. Против такого понимания «языка» и его отношения к «речи» могут быть выдвинуты по меньшей мере четыре важных возражения: (1) оно не учитывает принципиального различия двух планов исследования речевых явлений а)социального, или «культурно-исторического», и б) индивидуально-психического; (2) язык, выделенный таким образом, оказывается предметом, не имеющим законов в собственном смысле этого слова (Соссюр); (3) ложной является сама идея отождествления теоретического описания речи и субъективных предпосылок «речений»; это психологическое представление было очень удачно доведено до абсурда в «Основах фонологии» Н.С.Трубецкого (§1) [Трубецкой 1961]; (4) способы выделения основных понятий не были подвергнуты необходимому логическому (теоретико-познавательному) анализу.
Л.Ельмслев, хотя и говорит постоянно о необходимости эпистемологического анализа, лишь догматизировал исходное соссюровское расчленение.
Уже одних этих моментов достаточно, чтобы сделать вывод, что все споры о взаимоотношении «речи» и «языка», возникшие на основе соссюровских различений, не могут быть продуктивными и должны быть оставлены. Действительная задача состоит в том, чтобы произвести логический анализ способов введения этих понятий на основе повторения иной, новой, модели рече-языковой действительности.
3. Исходным пунктом этого анализа должно быть различение объекта и предмета науки (см. [О соотношении синхронного анализа и исторического изучения языков 1960]). Объект языкознания можно назвать «речью», а предмет ¾ «языком». В конце концов это дело условия и не так уже важно, как именно мы назовем объект и предмет, но различать их необходимо и, различив, помнить, что предметов изучения может и должно быть много, в зависимости от задач исследования, и что они живут по особым законам, не совпадающим с законами объекта. Важно также, что предмет науки, т.е. «язык», если мы его так назовем, непрерывно меняет свое «лицо» по мере развития нашего знания о процессах трансляции, коммуникации и познания.
4. Следующий шаг ¾ выбор исходного эмпирического материала для анализа. Мы выделяем здесь «тексты» (устные и письменные). Но сам по себе эмпирически данный их материал не образует еще ни объекта, ни предмета науки о языке. Предмет науки (а в методологическом исследовании также и объект) должен быть еще реконструирован. Во всех предшествующих исследованиях такая реконструкция имела место: язык рассматривался в контексте различных предметов ¾ мышления, психики, социальных установлений и т.п. Ельмслев, указывая на это, требует (вслед за Соссюром) выделения языка как структуры, противоположной всем этим предметам. А мы из этого же факта делаем другой вывод: «язык» (как его понимает Ельмслев) вообще не может быть самостоятельным предметом науки; задача науки о языке состоит не в том, чтобы отмежеваться от исследований всех тех функций, в которых он «работает» по отношению к другому и, соответственно, всех предметов, стоящих как бы «за» языком, а в том, чтобы объединить их все в одной теоретической системе «речи–языка».
5. Чаще всего при реконструкции «языка» исходят из ситуации общения двух или большего числа индивидов и пытаются изобразить ее в структурных моделях (А.Гарднер, К.Бюлер, Ч.Моррис). Нередко такую модель рассматривают не просто как эмпирически-описательную и, следовательно, требующую еще своего объяснения и анализа, а как теоретически-объяснительную. Это ошибка. В акте общения двух индивидов проявляется или, если можно так сказать, пересекается масса различных процессов. Каждый из них имеет свои особые законы «жизни». Поэтому, чтобы понять это эмпирическое и, на первый взгляд, простое, а на самом деле очень сложное «синтетическое» явление, нужно разложить его как бы по разным проекциям. Это будут разные предметы, подчиняющиеся своим «однородным» законам. После того, как они будут выделены и исследованы как абстрактные предметы, встанет задача соединить их при объяснении эмпирически данных явлений общения людей. Это будет процесс, напоминающий составление предмета по его проекциям.
Основная методологическая проблема здесь ¾ это определение всех различных предметов, которые могут быть выделены, и порядка их рассмотрения. Мы начинаем с выделения социальной, или семиотической, модели языка. Предметом исследования в ней являются объективные функции языковых выражений в социально-производственных структурах, взятые безотносительно к тому, что хотят, думают и понимают индивиды.
7. Построенная на этом пути модель «языка» выступает как наиболее общая и поэтому, по отношению к другим предметам изучения ¾ как модель самого объекта ¾ «речи». Все последующие предметы изучения выделяются по отношению к ней и это дает возможность непрерывно контролировать саму процедуру выделения, т. е. возможность соединять лингвистический анализ с логическим (теоретико-познавательным).
8. На базе семиотической модели может быть образован новый предмет, в котором описываются феноменологические (и вместе с тем телеологические) законы развития систем языка. Вместе, первый и второй предметы образуют культурно-исторический план исследования речи.
9. Третий предмет, который необходимо выделить, описывает процессы усвоения «речи–языка» индивидами. Он является сложным и включает в себя: (1) анализ «норм» речевой деятельности индивидов, производимый специально для организации усвоения; (2) особое семиотическое представление того содержания, которое должно быть усвоено (часть его составляют грамматики языка); (3) субъективные условия речевой деятельности индивидов или речевые способности. Их реконструкция, кроме того, что обозначено в пунктах (1) и (2), предполагает также психологический анализ усвоения языка и механизмов речевой деятельности. Особую проблему здесь составляет выяснение удельного веса непосредственного подражания речи взрослых, усвоения правил речевой деятельности и изучения грамматики языка на разных этапах возрастного развития. Этот предмет дает нам план индивидуально-психического изучения «речи–языка».
10. Четвертый предмет охватывает функционирование «речи–языка» в деятельности индивидов и через эту деятельность. Благодаря ему мы получаем возможность углубить феноменологические законы развития языка анализом структурных механизмов рече-языковой деятельности и факторов, определяющих ее изменение. В этом предмете происходит теоретический синтез культурно-исторического и индивидуально-психического планов изучения «речи–языка».