eng
Структура Устав Основные направления деятельности Фонда Наши партнеры Для спонсоров Контакты Деятельность Фонда за период 2005 – 2009 г.г. Публичная оферта
Чтения памяти Г.П. Щедровицкого Архив Г.П.Щедровицкого Издательские проекты Семинары Конференции Грантовый конкурс Публичные лекции Совместные проекты
Список изданных книг
Журналы Монографии, сборники Публикации Г.П. Щедровицкого Тексты участников ММК Тематический каталог Архив семинаров Архив Чтений памяти Г.П.Щедровицкого Архив грантового конкурса Съезды и конгрессы Статьи на иностранных языках Архив конференций
Биография Библиография О Г.П.Щедровицком Архив
История ММК Проблемные статьи об ММК и методологическом движении Современная ситуация Карта методологического сообщества Ссылки Персоналии
Последние новости Новости партнеров Объявления Архив новостей Архив нового на сайте

В чем я вижу сегодняшнюю ситуацию и проблемы методологии

С.В. Попов

Фото архив

В своем выступлении я хотел бы в каком-то смысле продолжить два предыдущих доклада и, может быть, по некоторым вопросам не согласиться. О.И.Генисаретский сказал: поскольку у нас Чтения, надо вспоминать, почтить память, никаких проектов... Но это, с моей точки зрения, не совсем правильно по той простой причине, что то, что сделано, может оцениваться уже только с точки зрения следующих движений, программ, проектов или путей движения. Поэтому мы неизбежно — и первый, и второй докладчик — попали в ситуацию, когда обсуждаются какие-то программы и ближайшие или отдаленные перспективы.

Пытаясь обозначить нынешние проблемы методологии, напомню три важных, с моей точки зрения, момента.

Первое. Когда я готовился к этому выступлению, то, естественно, как, наверное, и все остальные, просмотрел уже опубликованные тексты Г.П., и напомню зачитанный Зинченко фрагмент, в котором Г.П. очень жестко сказал: «Мы не должны забывать, что относимся к правящему классу...», имея в виду то, что методологи — как и другие носители интеллектуальной культуры общества — обязаны управлять умами своих сограждан. Не буду комментировать, но полагаю, что с этой точки зрения здесь должен прозвучать серьезный вопрос: чем занимаются методологи сегодня, выполняют ли они свое предназначение?

Второе. Обсуждая понятие проблемы в полемике с научной методологией (Б.Грязнов и пр.), Г.П. постоянно указывал на то, что с точки зрения методологии проблема вне исторического контекста не существует, она не может быть сугубо объективна, и полагание объективности проблемы в этом смысле — это ход назад, это прерогатива научного, или натуралистического, мышления, когда проблема понимается как нечто неизменное.

Третий, также чрезвычайно интересный и связанный с проблемой момент. Есть очень резкий текст, где Г.П. спрашивает: «Можете ли вы мне сказать, что значит — ничего нельзя говорить, пока проблема не решена?» И что самое удивительное, Грязнов и другие отвечают: «Да, поскольку понять ничего невозможно». Но Г.П. как раз считал, что о нерешенной проблеме можно и нужно говорить, что непонимание продуктивно, что именно в ситуации непонимания и необходимо размышление.

Эти три момента — отнесение методологов к «правящему классу», историзм проблем и ситуация непонимания, возникающая в проблемной ситуации — дают мне основания произнести некоторый — может быть, не очень понятный — текст, показывающий, с моей точки зрения, тот класс проблем, который сейчас встал перед методологией.

Во-первых, для показа проблем методологии необходимо ввести исторический контекст: проанализировать, в какой исторической перспективе мы живем, в контексте какой ситуации работаем. Разрабатывая в 50–60-е годы тот интеллектуальный инструментарий, который является базой современной методологии, куда входит теория мышления и теория деятельности — я подчеркиваю: «интеллектуальный инструментарий»,— методология исходила из решения определенных социальных, или социокультурных, задач того времени (см. доклад А.П.Зинченко выше): оппозиция официозной философии, внутренняя оппозиция тоталитаризму, попытка осуществления социального действия — опосредованно — через изменение мышления.

Если же посмотреть на нынешнюю ситуацию, то, как мне кажется, первое, что мы должны сказать — ситуация с тех пор изменилась кардинально. Хотя, к сожалению, это во многих методологических текстах не обсуждается или практически совсем забывается. Сейчас наши сборища стали редки, ориентироваться приходится в основном на тексты, но, насколько я понимаю, какие-то намеки на обсуждение новой исторической ситуации содержатся практически только у двух-трех человек. Остальные тексты — вне контекста времени и ситуации.

Чтобы затеять этот разговор о современной социокультурной ситуации, я сказал бы так: во-первых, изменился сам контекст мира — из ситуации борьбы, из проблем, в которых рождалась методология — борьбы с наукой, натурализмом, позитивизмом, с одной стороны, и с определенным, тогда господствовавшим социальным строем — с другой, мы попали в ситуацию историческую, когда действуют тенденции, когда очень много действующих сил и нет единого врага или оппонента.

Если нет определенного врага и оппонента, то для меня это означает, что практически весь строй теорий и интеллектуальных инструментов должен кардинально меняться. Можно сказать резче, я воспользуюсь словами Ю.Громыко: началась серия интеллектуальных, консциентальных войн (не одной войны, а именно войн). И это действительно так, поскольку целые группы, общности, страны, народы — начинают воевать между собой, пытаясь поглотить друг друга, и основное в этих войнах оружие — уже не оружие физического уничтожения и даже не деньги (третью мировую войну, как еще Сталин предсказывал, выиграл Уолл-стрит — мы все рассчитываемся в долларах): следующая война, четвертая мировая — это война культур и интеллектов. И мы в ней вольно или невольно участвуем.

И, казалось бы, кому как не методологии, претендующей на разработку теории мышления, разрабатывать более мощные интеллектуальные инструменты, которые она могла бы вывести и эксплицировать, показывать и объективировать новый слой культурных проблем. Тем не менее этого как раз и не происходит. Мне кажется, что есть, по крайней мере, две темы, или два заблуждения, которые для самой методологии составляют некий тормоз или определенную ловушку, надевают на ее разработки ненужные шоры и ограничения.

Это, во-первых, понятие и представление о знании, я сказал бы даже, некоторый пиетет перед знанием... Тут отголоски нашей с Громыко дискуссии уже были озвучены, но для того, чтобы заострить свою точку зрения, я сказал бы так: в условиях поликультурной ситуации и интеллектуальных войн (конфликтов, столкновений) знание перестает быть единственным и основным механизмом трансляции опыта — оно становится заурядным инструментом.

Для освобождения от ненужного пиетета перед знанием необходимо на методологическом уровне различить знание и другие мыслительные инструменты, такие, как категории, понятия, схемы и прочее, то есть то, что знанием не является. И показать возможность и необходимость неопредмеченного мышления, работающего с категориями, понятиями и переводящее смыслы в схемы размышления и действия, но не в знания. Освобождение мышления от предметных, как Зинченко зачитывал, ограничений мне представляется чрезвычайно важной задачей, поскольку существующая ориентация на производство знания в значительной мере останавливает обсуждение этих, я условно говорю, интеллектуальных войн и взаимодействий.

И второй момент, который, как мне кажется, тоже становится своеобразной ловушкой, хотя такой тезис может показаться кощунственным или эпатирующим — это программно-проектная идеология. С моей точки зрения, она работает и может использоваться только в стационарных системах, а не в исторической парадигме, не в историческом пространстве, поскольку она всегда предполагает определенный аисторизм и некоего демиурга, в роли которого выступает проектировщик, который должен тем или иным образом представлять будущее и, что интересно, следующим шагом обязательно его реализовывать, навязывать другим, различными управленческими и другими способами фактически приводить общество в состояние, соразмерное проекту.

С моей точки зрения, в нынешней исторической парадигме такой способ не работает, и есть этому прямое печальное подтверждение: многочисленные методологи занимаются теперь консультированием политиков, финансистов и Бог знает чего. Что показывает одно: проектная и программная парадигма является не рамкой для осуществления политического, социального и социокультурного действия, а вспомогательным инструментом; следовательно, встает вопрос о более мощных средствах, позволяющих осуществлять целенаправленное и осмысленное изменение общественных структур.

Итак, три вопроса.

Первый: введение в обсуждение исторической реальности, исторической в практическом смысле, когда существует множество взаимно независимых противоборствующих сил, и нет единой картины, а есть некие тенденции, борьба многих сил, соревнование целей и перспектив, заведомая невозможность реализации одного проекта.

Второй: анализ и инвентаризация изменения интеллектуального инструментария с новым обсуждением вопросов о том, зачем нам нужны знания, категории, понятия, схемы и как их можно использовать.

И третий: проблематизация и отказ от программно-проектной парадигмы в пользу, я сказал бы, политической, в аристотелевском смысле, парадигмы общественных структур.

Это, как мне представляется, то, чем, с моей точки зрения, Г.П. сейчас очень активно занялся бы. Спасибо.

Ю. Громыко. Вопрос по поводу власти политического и критики проектно-программных подходов. Не кажется ли Вам, что в этой ситуации конкуренция разных позиций, типов сознания, разных силовых блоков очень сильно сдерживает как раз боязнь методологов выйти на эту самую демиургическую позицию и предложить принципиальный мегапроект. Но при этом принципиально рефлектируя и понимая, что на этом ринге и на этом плацдарме будут и другие носители мегапроектов, дадут по зубам или, наоборот, снимут шляпу. А потому, может быть, дело не во всеобщей установке на мегапроекты, а в их отсутствии?

С. Попов. Во-первых, далеко не все боятся, и Вы лично — яркий пример, получаете по заслугам соответственно. Но я думаю, что проблема не в этом. В политической ситуации проекты (как и «мегапроекты») всегда есть обман и предмет рефлексивной игры противостоящих сил. Вообще идея возможности проектирования основана на отрицании у «материала», на котором проект будет реализован, способности к самостоятельному целеобразованию и рефлексии. В социальном проектировании такое фундаментальное допущение абсурдно. Если же мы изначально будем рассматривать общество как состоящее из рефлексивных и активных (способных ставить цели сообразно собственным, снаружи не выделяемым основаниям) образований, то для целенаправленного и эффективного воздействия на общество необходимы совершенно иные стратегии и методы — не проектные и не программные. Вы же, как проектировщик, можете пытаться постоянно строить из себя все более мощного рефлексивного субъекта, переигрывая всех остальных за счет построения все более «мощного» мегапроекта, но — с моей точки зрения, и это можно показать — с интеллектуальной точки зрения Вы неизбежно возомните себя Богом и Демиургом истории, а практически это разрушится гораздо быстрее в силу недостатка материальных и энергетических ресурсов. Если бы были возможны мегапректы в Вашем смысле, История уже закончилась бы. Мы бы уже жили в каком-нибудь Мегапроекте. Хотя вот американцы так и утверждают, что наступил «конец истории»...

О. Генисаретский. Тем самым Вы отрицаете существование Великой Американской Империи!

С. Попов. Я думаю, что ей недолго жить.

О. Генисаретский. Слава Богу, утешили. (Смех)

С. Попов. Именно как Великой и Единственной.

Н. Алексеев. Когда ты критикуешь проектно-программный подход...

С. Попов. Я не критикую, я сказал, что это тема отдельного обсуждения...

Н. Алексеев. Но при этом ты как бы различаешь действительный круг совершенно различных проектно-программных подходов. Проектно-программные подходы, которые интеллигенция вынашивает, выносит на обсуждение в печать, но не имеют своей деятельностной составляющей, в том числе и политической. И проектно-программные подходы, имеющие функцию реализации. И тогда мой вопрос: то, что ты сказал о проектно-программном подходе, либо относится только к первой части, либо к обеим?

С. Попов. По части первой я присоединился бы к Г.П., как это сегодня цитировал Зинченко — по поводу «мрази». Что же касается второй части, эта техника — я еще раз повторяю — неплохо работает в замкнутых стационарных системах. Когда мы имеем дело с историческими ситуациями, в которых существуют многие другие субъекты, то там проекты и программы  становятся только небольшой частью совершенно другой стратегии. Становятся частным инструментом.

Н. Алексеев. Какая другая стратегия, в которую входит проектно-программная...

С. Попов. На семинарах я называл это социальной инженерией, там совершенно другая техника и иные подходы. Это может называться политической инженерией, что более точно, но в политической инженерии принципы и основания другие, чем у проектно-программной парадигмы. Там ведущими становятся не понятия проекта и реализации, а категории становления общественных систем и понятие участия в становлении. Это не проектно-программная стратегия.

О. Генисаретский. Нечто вроде политики развития... Сергей Валентинович, вопрос, на который вы можете ответить за себя или за 3/4 генерации. Вот интересно: несмотря на то, что на всех СМД-схемах нарисована «морковка», она же человечек, несмотря на все заверения о том, что разрабатывается еще одна стратегия и Бог знает что еще, Вам не кажется странным, что все три докладчика ни разу не упомянули ничего, относящегося к антропологическому горизонту?

С. Попов. Мне это не кажется странным. Понимаете, этот план обязательно присутствует, но он, с моей точки зрения, все-таки вторичен по отношению к той методологической устремленности, которую мы обсуждаем. Он обязательно присутствует, но если акцент делается на антропологической компоненте, а вопросы организации мышления и деятельности становится вторичным, то это будет совершенно другой, не методологический подход.

О. Генисаретский. Но если, следуя вам, проектно-программные и прочие составляющие понизить в ранге, а высшим рангом сделать политическую, то почему не антропология является онтологией политики?

С. Попов. С моей точки зрения, схемы, сопутствующие организованности и инструментарий существенно сильнее человека. Поэтому запуск тех или иных схем делает человеческие качества вторичными. Другое дело, что схемы могут не разворачиваться ввиду недостаточных волевых, интеллектуальных качеств...

О. Генисаретский. Блестящее понятие — «вторичный человеческий признак»... Это Пятигорский еще говорил, что у нас в стране все исполняющие обязанности. Вот Щедровицкий исполняет обязанности методолога, я — культуролога, все и.о.

С. Попов. А с точки зрения политической или исторической рамки, схемы исторического самоопределения — это первичная структура, в которой появляется то или иное видение будущего, или то или иное место, где будущее появляется.

Вопрос. Были даны два ответа на вопрос, кто является носителем методологического. Осмыслен ли для Вас такой вопрос? Если да, то как Вы на него отвечаете?

С. Попов. Вам отвечаю так: вот помрем, и если нас сочтут методологами... Понимаете, есть стремление, есть желание и возможности методологически осуществляться и работать, но остановиться на этом, мне кажется, нельзя. Кто сумеет состояться, тот и будет методологом.

Вопрос. Дело не в том, кого назовут посмертно заслуженным методологом, а альтернатива была простая -- транстерриториальность. Соответственно это не страновое, не этническое, не культурное, не религиозное, это некое... А схема как раз территориальная, да? Примерно как финансовые ресурсы, они, как нас уверяют, транстерриториальны, да? Ну, неважно. Или есть вопрос о носителях: кто кого несет?

С. Попов. В этом смысле, конечно, не транстерриториально, носители — индивидуальны. Примерно так же, как в философии, скажем, есть Декарт, есть Лейбниц, и они остаются отдельными единицами и вершинами. Точно также в методологии, поскольку если это живое мышление, а не система, передающаяся безотносительно к тому, кто ее получает, то это, безусловно, не транс-, не всеобщая система, не безразличная, не космополитичная, абсолютно не безразличная к национальным, культурным и всем остальным аспектам.

 
© 2005-2012, Некоммерческий научный Фонд "Институт развития им. Г.П. Щедровицкого"
109004, г. Москва, ул. Станиславского, д. 13, стр. 1., +7 (495) 902-02-17, +7 (965) 359-61-44