Проблема человека в наследии Г.П. Щедровицкого

Проблема человека в наследии Г.П. Щедровицкого

(Чтения памяти Г.П. Щедровицкого 2004—2005 г.г./ Сост.В.В. Никитаев – М. : Фонд «Институт развития им. Г.П. Щедровицкого», 2006. – 368 с.: ил. – ISBN 5-903065-07-4)

Назвав свой доклад таким образом, я отнюдь не собираюсь рассказывать, как хорошо методология решила проблему человека, до этого много веков стоящую. Меня здесь интересует прямо противопо­ложный поворот темы. Интересно, обратившись к истории семинара, игр и работам Георгия Петрови­ча, посмотреть, каким образом, во всём этом массиве исторически случившегося в методологии, возникает проблема человека, как она выглядит по отношению к этому состоявшемуся телу методологии.

Прежде всего, бросается в глаза то, что мысли­тельные формы обсуждения человека и человеческо­го, которые начали складываться где-то в период разработки теории деятельности, в 60-егоды, отли­чаются от той практики жизни, того образа жизни, который сложился, поддерживался семинаром и от тех требований, которые участники семинара, а позднее — игр, предъявляли к самим себе. Я имею в виду, в частности, что основным среди тех положе­ний, через которые человек онтологически мыслится в методологических работах, является положение о том, что человек служит материалом деятельно­сти. Налицо отказ от попыток мыслить человека как субъекта деятельности, в то время как на семинаре и на играх, но уже в более отрефлексированной и тех­ничной форме, наоборот, основным требованием к участнику было требование самоопределения (а материал не может самоопределяться просто по кате­гории материала) и требование субъективации. Та­кого рода противоречий можно набрать довольно-таки много. Мне кажется, что другой проекцией тех противоречий, которые я сейчас описываю, является обсуждаемое Б.В. Сазоновым на сайте, в его публи­кации «Методология и этика», противоречие между теорией деятельности и деятельностным подходом. Я указываю на это просто для того, чтобы пояснить, что я здесь имею в виду.

Меня эти противоречия сначала очень заинтри­говали. Настолько, что я сделала доклад на семинаре. Однако за время, прошедшее с этого доклада, я поняла, что, в общем-то, интриги здесь никакой нет. По­скольку то, что мы мыслим о человеке, мы мыслим в онтологии теории деятельности, то есть в онтологии воспроизводства деятельности, а то, что мы сами осуществляли, будучи членами семинара или участ­вуя в игре, предпринималось и осуществлялось в рамке развития. То есть, интрига в той мере, в какой она есть - это соотношение между процессом вос­производства и процессами развития, как они были представлены в мышлении и в теле семинара.

Проблема человека как она может быть поставле­на на основании наработок ММК — это, насколько я понимаю, проблема человека развивающегося. Помыс­лить человека в рамках процесса воспроизводства — достаточно просто, это многократно проделывалось, и в семинарах ММК, и вне их можно найти достаточно много работ. Но если мы пытаемся помыслить человека как человека развития (в одной из статей восьмидесято­го года Пётр Щедровицкий предложил выразительное имя для этого человека — «гарант развития», в отличие от человека, как источника новаций, который развития еще не гарантирует), то мы сталкиваемся с некоторыми сложностями и противоречиями.

Во-первых, противоречивость в отношении это­го человека к культуре. Мне кажется, эта противоре­чивость схватывается в проблеме Гамлета, как ее по­нимал Выготский — через систему нескольких зер­кал. С одной стороны, на семинаре поддерживалась идея свободы в деятельности, которая хорошо была обозначена на прошлом коллоквиуме, на примере то­го, что быть свободным в уравнениях Максвелла — это значит уметь их решать. То есть, свобода как не­которое подчинение себя нормам деятельности. Это было ценностью и одной из базовых характеристик методологического семинара, поскольку она рассмат­ривалась как служение деятельности. С другой сто­роны, это всё лежит в рамке воспроизводства. Разви­тие не отменяет этого служения, но требует выхода за пределы нормировки. Совершенно реальная проблема человека, ставшего на путь развития: необходимость нести на себе культуру — с одной стороны, и необходимость броска за её пределы — с другой. Который, опять-таки, не бросок в никуда, не просто инновация, а развитие, которое должно быть, в конечном счёте, соотнесено с тем, что развивается и что, опять-таки, вне человека и вне событий этого броска. Это проти­воречие много раз проявлялось в теле семинара. В качестве примера можно указать на факт ухода из се­минара практически всех сильных учеников. Раньше или позже, сильные ученики уходили, и сам Георгий Петрович высказывался об этом в том смысле, что методолог не может оставаться в семинаре.

Другое «зеркало» — это организация проблематизации в играх, где для ее, проблематизации, осуществления нужно было, чтобы рабочий процесс был субъективирован, чтобы он осуществлялся людьми и осуществлялся максимально культурно. Поэтому когда на играх этот культурный ресурс был, в общем-то, исчерпан и оказалось, что постав­ленные задачи культурно решать уже никто не мо­жет, то стала пропадать основа проблематизации. Итак, с одной стороны, указанные процессы должны были реализовываться максимально культурно, с другой стороны — они были всего лишь материалом для проблематизации, а проблематизация предпола­гает какой-то скачок за эти рамки. И я не могу утверждать, что семинар или игры дали окончательное решение этого парадокса.

Вторая точка, второй парадокс или проблема (точное выражение я тут не могу найти), которая ка­сается человека развивающегося, «гаранта разви­тия», — связана с идеей самоопределения. Вообще, довольно просто представить себе, помыслить и ор­ганизовать самоопределение относительно некоторой заданной структуры, будь это структура деятельно­сти или структура мышления. То есть, если мы на иг­рах описали устройство некоторой деятельности как состоящее из набора позиций, то дальше очень про­сто самому, или со своей группой, занять место в этом наборе позиций и как бы надеть на себя ту фор­му, которой эта позиция задаётся. Ход, практически, технологизированый. Но это ведь ещё не развитие, это — самоопределение в рамках воспроизводства. Если же мы начинаем говорить о самоопределении в рамках развития, то там сама приставка «само-» на­чинает приобретать другой смысл. Если самоопреде­ление в рамках воспроизводства — это определение себя относительно чего-то другого, то самоопределе­ние относительно процесса развития — это, скорее, самоопределение собой, когда человек одновременно и развивается сам и осуществляет процесс развития другого, создавая новую форму, как для себя, так и для другого.

Несколько раз в журнале «Кентавр», в обсуждениях, мелькала мысль о том, что нам нужна онто­логия человека. Но обратите внимание: если мы рас­сматриваем человека развивающегося и делаем такое онтологическое полагание, что он — человек само­определяющийся в этом развитии, то после этого он­тология человека становится уже невозможной. Если человек самоопределяется собой, задавая как своё будущее, так и будущее той объемлющей рамки, в которой он это делает, то дальше только он сам мо­жет ответить на вопрос о том, в чём его сущность. Полагание здесь любой онтологии означало бы ог­раничение возможностей развития, сведения разви­тия к какому-то варианту расширенного воспроиз­водства (простите за метафоричное использование терминов).

В какой-то мере можно обсуждать, на основе иг­рового и методологического опыта, как же удавалось семинару как группе, а также отдельным участникам семинара, реализовывать на себе эти сложности и про­тиворечия. То есть, как, несмотря на немыслимость развития и немыслимость себя как гаранта развития, людям это удавалось?..

Я обозначу несколько тем, которые, вроде бы, имеют отношение к ответу на этот вопрос.

Во-первых, тема рефлексии. Похоже, что осу­ществление развития происходит таким образом, что человек или группа, с одной стороны, делают бросок в то, чего ещё нет, но, с другой стороны, потом реф­лексируют это, как развитие нескольких разных сущ­ностей. Для меня здесь важно, что именно несколько разных. В истории семинара практически всегда эти события методологического мышления рефлексировались как развивающие много чего разного. Я бы могла сейчас показывать, что это является необходи­мым условием существования именно развития, но я не смогу делать это в данном формате, поскольку это требует более детального и, наверное, более идеоло­гического разговора.

Мне кажется очень важным представления о событии, событийности и необходимости рефлек­сии для того, чтобы управляться с событиями, ко­торые обсуждал О.И. Генисаретский на своём док­ладе на Чтениях 2002 года. Сейчас, обозначая тему рефлексии, мне бы хотелось сделать это вместе с указанием на тему события и с прямой отсылкой на этот доклад.

Вторая тема — это тема, обсуждавшаяся Г.П. Щедровицким на Игре-50 и так или иначе за­хватывавшаяся на нескольких предшествующих иг­рах. Тема исторической рамки. Похоже, что человек, осуществляя развитие, не может отнести себя к ка­кой-либо деятельностной рамке (не важно, в проект­ном, или в аналитическом залоге положена деятель­ность) и здесь оказывается необходима историческая рамка. Сюда, вроде бы, тяготеет обсуждение миссии, которое Георгий Петрович начал на играх примерно той же поры — на играх с тридцатыми-сороковыми номерами.

Ещё одна тема, которая сюда тяготеет, хотя явно отдельная, — это тема поступка. В частности, как это обсуждается в лекциях Г.П. Щедровицкого «На дос­ках», где он говорит о том, что и условие деятельностного подхода, и условие методологического мышления, и, вообще, условие существования человека как челове­ка — это возможность человека осуществить простое нравственно-определённое действие.

Наконец, вроде бы, именно сюда относится те­матика мыследеятельности и тема Другого, которая звучит сегодня с самого начала выступлений. Понят­но, что человек развивающийся существует через проблематизацию. Та форма, в которой мы сейчас схватываем проблематизацию — это форма мыследеятельности, то есть, соответственно, сосуществова­ния в коммуникации, сосуществования и столкнове­ния (это ведь более сложные отношения, чем просто столкновения) разнотипных действий, разноосновных мышлений и разноязыковых коммуникаций. То, что это является условием развития, понятно, но насколь­ко это является механизмом, обеспечивающим разви­тие, — по-видимому, предстоит обсуждать.

Ещё одна реплика. Не знаю, правда, относится ли она к тем темам, которые необходимо обсуждать, чтобы понять человека развивающегося. Я имею в виду, что «обустройство» развития, «схватывание» развития (не знаю, какое слово годится здесь) в семи­наре заключалось в том, что создавалось несколько зон развития, связанных между собой отношениями имитации. Сошлюсь здесь на обсуждения того, что ОДИ — это имитация будущего. Но и интеллектуаль­но-методологические игры, обсуждения на семинаре, в какой-то мере можно рассматривать, как имитацию оргдеятельностных игр. Получается некоторая пира­мида развивающихся сообществ. Я бы хотела сейчас эту тему только обозначить, возможно, для более де­тального обсуждения в будущем.