ММК в эпицентре кризиса цивилизационной идентичности: вызовы развития на пороге нового века (тезисы доклада).

П.В. Малиновский

ММК в эпицентре кризиса цивилизационной идентичности: вызовы развития на пороге нового Века

(Чтения памяти Г.П. Щедровицкого 2004—2005 г.г./ Сост.В.В. Никитаев – М. : Фонд «Институт развития им. Г.П. Щедровицкого», 2006. – 368 с.: ил. – ISBN 5-903065-07-4)

Тема, за которую я взялся, — достаточно сложная. Исходя из того, что сейчас сказал П. Г. Щедровицкий, она, может быть, в некоторых точках будет забеганием вперед; но, в то же время, дает шанс посмотреть на ситуацию, сложившуюся с Московским методологическим кружком и в целом с методологическим движением, в достаточно ши­роком контексте.

Что меня в первую очередь подвигло на подобный анализ? Вспоминаю вечер 23 февраля прошлого года, когда шло «самоопределенческое» обсуждение того, где и как искать место и будущее Московского методо­логического кружка, его птенцов. В каких тематических фокусах это тогда обсуждалось? Первый фокус — страна (имелась в виду в первую очередь Россия, хотя методологи работают и в других странах); второй фо­кус — это сфера деятельности; и последний фокус (его мы с С.Б. Переслегиным обозначили в коротких репли­ках) — стиль, прежде всего, стиль мышления, стиль деятельности. Сегодня я буду строить свой доклад, двигаясь последовательно по этим фокусам и наращи­вая при этом содержание.

Начну с первого фокуса — фокуса страны. Мне кажется, он наиболее подходит для того, чтобы дать общий абрис той ситуации, которая позволяет говорить о кризисе цивилизационной идентичности. И мой тезис номер один совершенно очевиден: СССР — родина ММК, и, собственно, кончина Советского Союза — это и есть повод для того, чтобы все мы, бывшие граждане этой страны, поразмышляли о том, к какой цивилиза­ции мы принадлежим, куда и как мы собираемся дви­гаться. Какова цивилизационная идентичность нас — бывших жителей, бывших граждан Советского Союза, имеющих отношение к Московскому методологиче­скому кружку?

Какие очевидные варианты ответа напрашиваются?

Первый вариант: Советский Союз был лидером социалистической цивилизации, и, с этой точки зрения, мы потерпели поражение, поскольку социалистический лагерь как таковой в его прежней форме, возглавляемой Советским Союзом, исчез с политической карты.

Второй вариант: Советский Союз - это универ­сальное государство на завершающей фазе цикла жизни Российской империи, и этот цикл жизни за­кончился. Если верить Арнольду Тойнби, то все про­изошло именно так, как он и предсказывал: мы не­ожиданно вдруг потеряли ту страну, которую люби­ли, и которая была одной из красивейших и лучших на этой прекрасной земле.

Наконец, третий вариант (он остается пока еще открытым, поскольку процесс регионализации в мире продолжается): Советский Союз был одной из стран, которую условно — в терминологии новой регионали­зации — можно называть реализацией проекта «госу­дарство-регион». Вопрос остается открытым еще и по­тому, что СНГ, с моей точки зрения, является паллиа­тивной формой решения этой проблемы.

Если мы возьмем цикл жизни Советского Союза (четыре фазы: генезис, утверждение социализма, СССР — лидер соцлагеря, и СНГ — современная фаза, что называется, «цивилизованного развода»), то Мос­ковский методологический кружок, как легко заметить, возникает в той фазе — пиковой для существования СССР, — когда СССР достиг своего расцвета; и в дальнейшем эволюция ММК (генезис Московского логиче­ского кружка, фаза собственно ММК, фаза ОДИ, фаза «наследников ММК») примерно повторяет эволюцион­ную линию и самого Советского Союза. Иными слова­ми, есть какая-то родственная связь, и принцип исто­ризма позволяет мне выдвигать некие гипотезы о зави­симости динамики Московского методологического кружка как некоего социокультурного образования от общей цивилизационной динамики.

Самоопределение Советского Союза достаточно очевидно: СССР был альтернативным проектом Цен­тральной цивилизации, которая к ХХ веку воцарилась на всей поверхности Земли. С этой точки зрения, пора­жение Советского Союза, или реализация сценария глобализации, который Френсис Фукуяма назвал в 1989 году «концом истории», с одной стороны, и разыгрывающиеся сейчас альтернативы — «сценарий макдональдизации» и «столкновения цивилизаций» — эти две, реализующихся параллельно, тенденции глобали­зации, с другой, и задают, собственно, рамку для пони­мания кризисной цивилизационной ситуации. И, есте­ственно, третий тренд, или третий сценарий (попытка найти некий «третий путь») — это сценарий альтерглобализации.

Я воспользуюсь привычной нашей реперной схемой (см. рис. 1) для того, чтобы принцип поливариантности развития в виде сценария, который я только что обозна­чил, был представлен в более объемном виде. Это ситуа­ция геостратегического выбора: известные оси, сложив­шиеся в 80 - 90-е годы прошлого века для самопонима­ния, и те сценарии, которые существуют в принципе, я буду переводить на язык цивилизационного анализа. Это вопрос о том, что за тип глобальной цивилизации (кото­рый, судя по всему, является продуктом процесса глоба­лизации) складывается; и, возвращаясь к теме нашего первого круглого стола, — это первый вызов развития, состоящий в том, что, по-видимому, глобальная цивили­зация должна представлять собой принципиально новый тип цивилизационного развития. И это и есть исходная ситуация для обсуждения темы моего доклада.

Итак, три варианта, отмеченные здесь, задают мне возможность трех интерпретаций этой ситуации на трех различных плоскостях. Первая, привычная для нас плоскость — это плоскость «геополитика - геоэконо­мика»; здесь я цивилизацию называю «супер-» или «сверхцивилизация». Дискуссии о том, что это за тип цивилизации, идут уже давно; в частности, покойный Г. Г. Дилигенский внес большой вклад в разработку по­нятия суперцивилизации. Понятие суперцивилизации достаточно хорошо известно сейчас после того, как вышла книга «Империя» (фабула: попытка установить на Земле такую сверхцивилизацию во главе с США). Вторая плоскость — это плоскость «геополитика - гео­культура»; здесь будет задаваться тема метакультур, метацивилизаций. И третья плоскость — это плоскость трансцивилизации.

Обозначив эти тематические фокусы, я задаю сле­дующие рамки: соответственно, страна — это рамка су­перцивилизации, ядром которой является суперэтнос; сфе­ра - это метацивилизация, ядро — метакультура; и транс-цивилизация задает для нас рамку видения и понимания стиля ММК — здесь ядро транскультуры (см. рис. 2).

Я буду пользоваться рабочими определениями то­го, что такое суперцивилизация, что такое метацивилизация, что такое трансцивилизация. Я обращаю ваше внимание на то, что ключевым словом в случае супер­цивилизации является опять-таки «суперэтнос».

Что же касается метацивилизации, то здесь в мире существует достаточно жесткое понимание, и сейчас оно интенсивно прорабатывается. Допустим, метацивилизацию можно рассматривать по частям света: Запад, Восток, Север, Юг; метацивилизацию могут создавать мировые религии. Ее ядро — это метакультура, которая не укоренена в привычном понимании в культуре этно­сов, но существует поверх ее (например, отнесена к прошлому или будущему) и задает эту цивилизационную идентичность.

И, наконец, трансцивилизация связана именно с осознанием переходного состояния цивилизационного процесса. Здесь я пользуюсь понятием «транскульту­ра», которое ввел Михаил Эпштейн и которое доста­точно любопытно, поскольку предполагает несколько парадоксальное понимание культуры. Согласно ему, транскультура — это та культура, которая преодолевает любую культуру, существующую здесь-и-теперь. Это понимание он дополнил представлением о критической метакультуре (к этому парадоксальному пониманию культуры мы еще вернемся).

Сейчас я буду двигаться в первом локусе нашего внимания — в вопросе о суперэтносе. Здесь я не хочу долго останавливаться, потому что вы видите это из га­зет, и тема «русского мира», которая широко обсужда­лась Московским методологическим кружком с со­братьями и нашими товарищами по оружию, являлась в свое время альтернативой тому реальному англоглоба-листскому миру, который лидирует. Фактически можно обсуждать только вопросы о том, является ли суперэт­носом «золотой миллиард», или же им являются те, кто говорит на английском языке, ит.д. Хочу отметить очень важный момент: эта тема в настоящее время фак­тически иссякла; вышла ставшая уже классической ра­бота Джеймса Беннета (кусочки ее переведены и висят в Интернете), которая является прямым вызовом, сме­ной представления о том, что происходит с Централь­ной цивилизацией. Беннет вводит термин «англосфера», причем обратите внимание: речь идет не об этни­ческой характеристике — речь идет об определенном способе организации жизни людей на Земле. Причем важно, что здесь в англосферу (с точки зрения автора) попадают не только и не столько люди, говорящие по-английски, но занимающиеся определенного рода дея­тельностью, и эта характеристика весьма важна, по­скольку сдвигает наш анализ к следующему фокусу — фокусу сферы. И меня этот сдвиг заставляет задать свое рабочее определение понятия «цивилизация».

Оно следующее: цивилизация — это устойчиво воспроизводимая популяция биосоциальных существ, создающих и поддерживающих искусственные формы организации своей жизни и деятельности на определен­ных территориях, чтобы обеспечить надежную комму­никацию между собой и трансляцию опыта и ключевых сакральных смыслов из поколения в поколение. Запечатлевание этого опыта в генетической и меметической памяти все новых поколений и образует историю циви­лизации. С этой точки зрения развитие (я здесь полагаю развитие в том многообразии, о котором говорил П.Г. Щедровицкий) может быть зафиксировано как со­вокупность эволюционных процессов, которые ведут к взаимосвязанным изменениям генетической и меметической памяти. В то осевое время, которое мы с вами пережили (первая половина 70-х годов), мы пользова­лись понятием о мемах, или «мимах», введенным До­укинсом. Англоязычная лексика заставляет нас исполь­зовать это слово, в связи с чем возникает совершенно ясная и понятная параллель, представление о живых существах, существах генетической предопределенно­сти, и значит — по аналогии задается система культур­ных кодов, которые называются «мемы». Позавчера у нас как раз был очередной «некруглый юбилей» с момента введения Уотсоном и Криком в культурный обо­рот представления о модели гена как двойной спирали. И фактически точно такая же схемка позволяет нам рассматривать эволюционные процессы, происходящие с цивилизацией, именно в этих двух взаимопереплетающихся рядах.

Чтобы понятно было это многообразие, явос-пользуюсь представлением, созданным А. Крушановым, об эволюционе как единице подобного сорта. Это такое представление об эволюции, когда я собираю единицы и строю такой язык описания цивилизационных процессов развития, например: эволюция, инволю­ция, ретроволюция, революция, кореволюция, контрре­волюция, катаволюция, коэволюция, контрэволюция, коинволюция, деволюция, параэволюция, автоэволю­ция, трансволюция, метаэволюция... И простейшее сканирование (я все-таки информационный работник!) введенных осмысленных представлений позволяет го­ворить о том, что процессы развития — это и есть нечто такое ветвящееся и близкое бытующей в постмодерне картинке ризоматического изображения. Причем если вы даже чуть-чуть вникните в смысл этих приставок, вы поймете, что это развитие носит совершенно разнона­правленный характер, разнонаправлены его масштабы, и парадокс состоит как раз в том, что одновременно в одной и той же точке популяция может переживать очень разнообразные и разнонаправленные процессы развития. Поэтому их анализ представляет собой доста­точно жестокую вещь, и бытующее представление о хаосе, царящем в мире, является как бы ответом на во­прос о том, что же собой представляет развитие в конце ХХ - начале XXI века, — оно представляет собой страшную мешанину представлений, видений, моделей ит. д. ит. п.

Для того чтобы с этим безобразием разобраться, я введу такую красивую онтологическую картинку, кото­рой я пользуюсь уже 20 лет, и которая задает мне язык цивилизационного анализа. Я опираюсь здесь на пред­ставление о популятивном объекте (см. работы Г.П. Щедровицкого середины 70-хгг.). Вот его базовые категории: поколенческая сменяющаяся ленточка — идущая во времени и растекающаяся в пространстве; коммуникация, здесь-и-теперь происходящая с людьми, находящимися в той или иной популяции; формы орга­низации; и, наконец, трансляция. Вот тот джентльмен­ский набор, который позволяет мне дальше заниматься анализом цивилизационных процессов.

Сейчас проходит встреча мировых лидеров, и вы понимаете, что это вопрос практической полити­ки: может ли страна стать глобальной цивилизацией? Я возвращаюсь к этой схеме, чтобы была понятна — в качестве иллюстрации — та характеристика, кото­рая в литературе называется «Соединенные Штаты -страна систем». Что это означает? Наличие суперэт­носа, претендующего на глобальную популяцию, го­сударства как глобального лидера, территории с клю­чевыми ресурсами и формирование универсальной метацивилизации.

Эта матрица цивилизационного анализа, о которой я говорил, задает альтернативное видение, ключевое для анализа; если вернуться к Беннету, то это представление о сфере деятельности как сфере, объемлющей четыре кате­гориальных слоя описания: популяции, коммуникации, организации, трансляции. В качестве короткой иллюстра­ции (просто чтобы было понятно, что не мы одни в этом мире занимались сферным анализом), я «разрисовал» классическую работу Дэниэла Белла «Грядущее постин­дустриальное общество» 1973 года (это его попытка со­циологического прогноза) (см. рис. 3).

Он ввел понятие ситусов как определенных типологи­ческих характеристик сфер жизнедеятельности, в основном — деятельности. Для меня здесь важно ввести это представление о различии ситусов: внизу располо­жены ситусы, которые он называет «институциональ­ными» (это сферы деятельности, связанные с опреде­ленным разделением труда), а прямо на вас смотрит по перпендикуляру другое представление — о функцио­нальных ситусах. Я обращаю ваше внимание на то, что они, эти ситусы, связаны: там есть некая иерархия «по статусу», которую я обозначаю, вводя термины «сво­бодные   профессионалы»,   «парапрофессионалы»   и «массовые профессионалы».

Итак, заканчивая рассмотрение первой части за­явленной темы, я все-таки склоняюсь к следующему прогнозу: глобальная цивилизация будет не глобальной империей, а глобальной сферой деятельности. Это по­зволяет мне ответить на тот самый вопрос, который разгорелся вечером 23 февраля прошлого года. Дейст­вительно, в анализе сферы, в новом взгляде на сферы деятельности, шире — жизнедеятельности, и находится, по-видимому, ключик к ответу на вопрос, как нам дальше развиваться.

Здесь мы с вами сталкиваемся с конкуренцией проектов — проектов метацивилизации (сейчас я просто напоминаю то, о чем уже много говорил). Для меня очень важна введенная методологическая версия популяционного представления о том, что глобальная цивилизация — это не сингулярный, как теперь говорят, объект, а популятивное образование. Поэтому вести речь об отдельно взятой цивилизации бессмысленно. В историческом измерении сейчас выделяется одновре­менно четыре поколения цивилизаций: архаические, традиционные, современные и постсовременные. И лидер новой единицы, который позволяет нам увидеть процесс глобализации и прототипы или черточки бу­дущей глобальной цивилизации — это представление об англосфере. Прототип — лидер сетевой цивилиза­ции, он вводит термин «сетевое содружество».

Краткая историко-лингвистическая справка по возникновению термина «цивилизация». Обращаю ва­ше внимание на то, что термин сначала фиксируется в форме «сивилите» (французский язык, восходящий к римлянам) и вводит его В.Р. Мирабо в 1756 г.; любо­пытно: первая глобальная война (1756 г.) — и появля­ется термин. В 1831 г. Франсуа Гизо издает фундамен­тальный труд об истории Франции как цивилизации и вводит парадигму цивилизации как страны. Обратите внимание, что до конца ХХ века мы цивилизацию так себе и представляли. Подавляющее большинство писа­телей пытается написать сейчас историю российской цивилизации — в различных версиях. С моей точки зрения, наша важная работа, которую мы проделали в 60 - 70-егг., и наш важный вклад — это разработка ММК представлений о сферах деятельности. Наконец, 90-егоды — появление представления о глобальной цивилизации как проблеме и как проектах, и 2001 г. — работа Джеймса Беннета.

После такого широкого представления, я сейчас задал бы ситуацию как ситуацию жесткого выбора. О.И. Генисаретского, к моему сожалению, нет; я буду пользоваться его термином (хотя, по-видимому, с несколько иным смыслом). Эту нынешнюю ситуацию вы­бора я бы зафиксировал в виде двух трендов — профес­сионализации и конфессионализации, ссылаясь на из­вестное представление П.А. Сорокина о социокультур­ных циклах. Представляется, что в наше время следует говорить не о возрождении новой религиозности и ги­бели цивилизации, построенной на принципах профес­сионализма, а, так сказать, о появлении нового типа ци­вилизации, выдвижение новых идеалов, новой идеаль­ной фазы. Я ее условно называю, вслед за О.И. Генисаретским, «трендом трансфессионализации». Это и есть ситуация выбора, в которой мы реально на­ходимся: либо продолжение процесса профессионали­зации как доминирующего, либо возрождение домини­рования конфессии и версия новой конфессиональной глобальной цивилизации с новой религией, либо трансфессионализация, то есть синтез мирских и рели­гиозных представлений на новых основаниях.

Я пользуюсь базовым представлением, введенным в сфере деятельности, и представлением о Цивилизации профессионалов как доминирующей сейчас, в настоя­щее время, и просто обозначаю цикл жизни этой Циви­лизации профессионалов. Это праистория — антич­ность, которая задала образцы конфессиональных про­фессий; доистория — средние века, появление профес­сиональных конфессий (христианские священнослужи­тели различного сорта); предыстория — раннее Возро­ждение, «время титанов», образцов нового профессио­нализма; и, наконец, XV -XVI вв. — зарождение циви­лизации собственно профессионалов в явном виде, с использованием термина «профессионал» (напоминаю, что «професс» — это термин, означающий четвертую степень посвящения среди иезуитов, ордена, который был учрежден в 1534 г. и получил санкцию папы Павла III на свое существование в 1540 г.). Этот процесс за­рождения нового профессионализма проходит на фоне процесса секуляризации, борьбы, разворачивающейся внутри христианства (Реформация и Контрреформа­ция), и фактически эти новые прототипы профессиона­лизма — это борьба иезуитов и протестантской морали, протестантской этики. Два новых представления о том, каким должен быть профессионализм.

В этот период, который я вслед за цивилизационистом Райтом (в работе 1942 г. «Война» он ввел пред­ставление о циклах жизни цивилизации) назову герои­ческим периодом, происходит борьба двух трендов: тренда зарождения массовых профессий, построенных по иезуитскому образцу (условно скажем, с жесткой вертикалью), с одной стороны, а с другой — тренд ли­беральных профессий, певцами и проповедниками ко­торых стали вольные братья-каменщики, масоны. Соб­ственно, борьба между этими трендами — это и есть картинка, продолжающаяся, если верить современным писателям-конспирологам, до сих пор. Но меня интере­сует не то, что произошло в ходе этой борьбы, а та серия революций, которая привела к утверждению нового профессионализма как основы и ядра той глобальной цивилизации (или проекта глобальной цивилизации), которая реально осуществляется в настоящее время на нашей планете.

Итак, героический период достаточно жестко об­рывается в 1914 г.; начинается век потрясений и раско­ла, который привел к появлению альтернативной циви­лизации; и здесь мы, наконец, подходим к «нам люби­мым», понимая, что эту альтернативную цивилизацию строил Советский Союз и иже с ним. То есть, социали­стические версии построения общества (а если вы не­множко обратитесь к истории, то вы поймете, что тер­минология профессионализма широко использовалась), корпоративные государства, построенные на основе упорядоченной профессиональной жизни, — это обра­зец, который был положен практически в основание всех государств, которые в ХХ веке конкурировали ме­жду собой. Только версии были разные: одна — либе­ральная, другая — социалистическая.

Наконец, то, что мы уже застали, — это круше­ние альтернативного проекта (1989 г.) и переход к следующей фазе — фазе сплочения Цивилизации про­фессионалов и ее утверждения как некоего единого образования. И мы с вами получаем естественный от­вет на вопрос о том, каково содержание всех этих проектов глобальной цивилизации: все эти проекты глобальной цивилизации — это и есть попытки раз­решить кризисный процесс, связанный с трансформа­цией Цивилизации профессионалов. Посмотрим, что это за кризисный процесс.

Итак, есть традиционные профессии в виде сосло­вий, которые время от времени реставрируются — не­смотря на все попытки воплотить новый профессионализм, в том числе и в нашей стране. Профессиональные сообщества — это новые свободные профессии. Интересно, что серьезные работы историков страны — родины нового профессионализма, то есть Англии, показывают, что уже с XV в. три профессии: медики, юристы и моряки — являются основоположниками этих самых новых профессий. Потом появляются другие новые профессии, связанные с коммерческой, технической, коммуникационной и прочими революциями. Потом — профессиональные союзы, связанные с утверждением массовых профессий. Потом проходит волна профессиональных микрореволюций, которая породила социальное движение под названием «буржуазная революция» (Реформация, Контрреформация и т.д.). И потом, уже в XIX в., идет новая волна (опять война помогает), и появляется третий тип профессионалов — парапрофессионалы. Я поздравляю всех мужчин, которые прошли соответствующую воинскую службу, но не попали на постоянное служение — вы все являетесь теми самыми парапрофессионалами. Сегодня, 23 фев­раля, в нашей стране — праздник парапрофессионалов в этом смысле слова, поскольку зарождение этого типа профессионализма связано именно с армиями, которые разворачивались как построенные на основе всеобщей воинской повинности.

Наконец, последняя революция: Гарольд Перкин, который провел анализ британской истории, доказал, что британское общество в XVIII - XIX вв. дало клас­сический образец общества профессионалов; так он ут­верждает, что с конца XX века мы переживаем гло­бальную профессиональную революцию. Моя версия же заключается в том, что идет процесс транспрофессионализации, появляется четвертая волна профессионалов и новый тип институционализации профес­сиональной деятельности — профессиональные сети.

Эта схема (см. рис. 4) задает в новом измерении то, о чем я сейчас сказал: развитие универсальных принципов нового профессионализма; и моя гипотеза достаточно жесткая: развитие есть атрибут Цивилиза­ции профессионалов. Никто, кроме Цивилизации про­фессионалов, проблемами развития не озабочен.

Четыре типа профессиональных культур связаны с доминирующими формами социальной организации. Первый тип: свободные профессии. Смотрите, здесь действуют два противоречивых тренда: один — это уникализация и специализация, другой — это унифика­ция и специализация. Если в первом случае это совме­стно-индивидуальная деятельность, во втором — со­вместно-последовательная деятельность, построенная на ячейках совместно-индивидуальной деятельности. То есть — пирамидки, но частичные: «одномерные» люди все-таки отвечают за те узкие обязанности, кото­рые им вменены в машинах деятельности.

Наконец, начинается этот резкий поворот — контрреволюция, возникает контркультура; третья фа­за — парапрофессии — и привела, собственно, к раско­лу цивилизации профессионалов. Почему? Потому что меняется установка. Если первые две культуры были культурами специализма, то парапрофессионалы — это уже не специалисты, а люди, которые осваивают так называемые универсальные, стандартные технологии. И, собственно, успех парапрофессионалов зависит от того, насколько быстро они успевают менять эти техно­логии, пока рынки еще позволяют им добиваться мак­симальной прибыли.

В пояснение скажу следующее. Всё наше допол­нительное образование, которое существует наряду с образованием классическим, советским, построенным на воспроизводстве представителей массовых профес­сий, было связано — уже в эпоху российского рефор­мирования — с производством массы парапрофессионалов. Нормальный менеджер — это парапрофессионал. Здесь не должно быть никаких иллюзий; и амери­канцы это отлично знают.

Я обращаю ваше внимание на то, что если у нас этот тип профессионализма практически не институ­ционализирован, то в США он институционализиро­ван: 8 января 2002 г. вышел специальный закон, при­нятый Конгрессом, регламентирующий деятельность педагогов-парапрофессионалов. Деятельность медиков-парапрофессионалов     и     юристов-парапрофес­сионалов регламентирована еще раньше, в прошлом веке.

Что отличает этот тип профессиональной куль­туры — культуру парапрофессионалов? Парапрофессионал в одиночку работать не может. Он — частич­ный человек, и он должен обязательно работать в команде. И с ним, если вы хотите обеспечить ре­зультат, должны работать настоящие профессиона­лы, причем желательно — не массовые, а свободные профессионалы.

Наконец, четвертый тип — это транспрофессио­налы. Я этот термин ввел в 1992 г.; в литературе он появился, как я потом выяснил, в 1996 г. — американ­цы, занимаясь проблемой СПИДа, использовали («неза­висимо от меня», как говорится; я не думаю, что они читали газету «Открытое образование», где я опубли­ковал в 1992 г. статью) тот же самый термин. Моя вер­сия состоит в том, что транспрофессионализация связа­на с использованием форм совместно-творческой дея­тельности — принципиально новых форм организации.

Что представляет собой развитие для каждого из типов профессионализма? Относительно представите­лей массовых профессий — см. рис. 5. Парапрофес­сионалы — см. рис. 6; обращаю ваше внимание на то, что парапрофессионалы живут стратами, и они мигрируют между традиционными пирамидальными организациями за счет систем повышения квалификации и т.д.

Представители свободных профессий, которые целиком

и полностью владеют каким-то дисциплинарным зна­нием, — см. рис. 7.