Бочкарева Татьяна Викторовна

Март 1984 года. В мои 33 года по житейским меркам все уже вроде было устроено (ладная семья, уютная квартира, интересная работа в академическом институте, по перспективной градоэкологической тематике и проблемам глобалистики – по линии ЮНЕСКО и ряда международных экологических программ, успешная защита диссертации, подготовка монографии, зарубежные командировки…), и все же тяготила внутренняя неудовлетворенность, непрекращающийся поиск своего пути. Я активно посещала разные лекции, темы которых выходили за рамки разрешенных исследований (благо что площадка Географического общества на Никольской была одним из центров притяжения последователей Вернадского, Чижевского, в том числе с клеймом «географических детерминистов», противников переброски рек; выступал Л. Гумилев и другие ученые нестандартно мыслящие вне узких предметных рамок), участвовала в неформальных семинарах по неприветствовавшимся в то время социальным аспектам экономической географии и т.п. Но отсутствовал глубинный смысл собственной работы, которая была связана с освоением зарубежного опыта в сфере градоэкологии, – его же невозможно было применить в нашей стране. В еще большее уныние повергла проработка мной вопросов идеологических оснований решения экологических вопросов в рамках внутренней и внешней политики США – осознание их как одного из механизмов реальной геополитики. Неожиданный разговор с Александром Савченко, в то время сотрудником Института географии, обнадежил: он рассказал о неких методологах, о проводимых ими «играх» и о возможности моего участия в практических разработках на отечественной стезе.

И вот я в Пущино, на ОДИ по развитию малого города – как эксперт по городскому развитию. Предварительно проработала необходимые материалы по управлению развитием американских городов, но никак не могла представить, как это все может быть применимо к российскому городу. Это был мой первый опыт перехода с зарубежной на отечественную тематику. Но то, что происходило на игре, я даже отдаленно себе не могла представить.

Очень отчетливо запомнился первый разговор с Г.П. Щедровицким. Накануне меня представили, и потому утром за завтраком в гостинице я спокойно подсела к нему за столик и стала советоваться по поводу своего участия. Он внимательно меня выслушал, задал несколько вопросов, я пыталась аргументировать свои ответы, одновременно осознавая, что я чего-то не понимаю в знакомой мне тематике. Это меня озадачило, как и взгляды окружающих: я почувствовала, что нарушила какие-то неписанные правила. Я ведь подошла к Георгию Петровичу на равных и пыталась еще что-то доказывать, да еще перед самым началом игры. Согруппники мне потом по этому поводу выговорили, но сам ГП ведь выслушал, не прервав, только очень точно проблематизировав. С этим я и пошла на игру.

Меня включили в группу, которая должна была предложить идеи развития Пущино (среди прочих участников был и Александр Левинтов, вроде бы как игротехник, но тогда для меня это не было очевидно). Сначала мне показалось абсурдным и непрофессиональным что-то набрасывать «от фонаря»; я немного посопротивлялась, а потом включилась и тоже стала фантазировать на тему – так мной была понята задача группы. Как в калейдоскопе, развертывалась события игры, я только успевала отслеживать ее ход, пытаясь хоть что-то понять в происходящем. Выступления групп оказались фоном, а основное действие развертывалось в пространстве высказываний ГП и молодых методологов – Сергея Наумова, Юрия Громыко, Петра Щедровицкого, Сергея Попова. В каком-то смысле это смотрелось как игра гроссмейстера на многих досках. По контексту кое-что было понятно, а по основаниям – нет: обсуждение воспринималось как эквилибристика суждений.

Меня поразило, что не просто присутствуя, а как-то в игре участвуя и внимательно во все вникая, я мало что при этом поняла. Поэтому скорее почувствовала, чем осознала открывающиеся горизонты, и после Пущино погрузилась в освоение новых знаний: посещала еженедельные семинары в МИНГе и ключевые семинары в «СоюзМорНИИпроекте» (выжимка по системному подходу), много читала (Левинтов снабжал ксерокопиями статей ГП), пытаясь сразу понять суть СМД подхода, которая то как-то прояснялась, то опять ускользала. Внимание при этом в основном было сконцентрировано на двух направлениях – собственно на системном (СМД) подходе и проработке оснований разных идей и представлений о мире.

Вошла и в пространство игр – стала ездить на них по мере возможности и вне зависимости от тематики, которая тем не менее часто мне была близка или интересна. Больше не пыталась без повода разговаривать с ГП, считая, что мне нечего ему пока сказать по существу, продвигалась медленно. Очень привлекали схемы и процесс схематизации, но долго не могла уразуметь, как на основе базовых схем создаются ситуационные схемы и почему схемы, разработанные на одной игре, неприменимы на другой.

Запомнился эпизод на игре в Новом Иерусалиме (вскоре после Пущино). Если на семинарах я для себя построила свою действительность освоения, то в игре долго оставалась на уровне конструирования формальных смыслов, и очередную немыслимую конструкцию докладывала от группы на общем заседании. ГП выслушал и ничего не сказал – только посмотрел. Запомнила на всю жизнь этот взгляд (мол, сколько можно выслушивать этот бред и впустую себя растрачивать, чтобы хоть у некоторых неофитов пробилась искорка мышления…). Этого его взгляда оказалось достаточно, чтобы больше не «констралябить» и не выступать с подобной бессмыслицей, а внутренний критерий правомерности результатов любой своей работы, а тем более представления ее вовне, стал еще более жестким.

Помнится и разговор с Георгием Петровичем на игре по городскому хозяйству Риги (1987 г.). За вечерним чаем неторопливо говорили «за жизнь», затрагивали разные вопросы, но для меня ключевым моментом разговора было его предложение мне и Миле Ткаченко более плотно заняться региональной тематикой и экспертно вести в играх это направление. Как ни прискорбно, но мне пришлось от этого отказаться. Было больно видеть его огорчение, но иначе я, реально оценивая свои возможности, поступить не могла. Если бы он предложил это года два назад (!)… но к тому моменту я уже как-то определилась и спонтанно все изменить или работать в двух направлениях не посчитала допустимым.

Дело в том, что с 1985 г. я в основном участвовала в играх, которые на пару проводили Сергей Попов и Петр Щедровицкий, в них я ощущала себя полезной как по обсуждаемым темам (экология, развитие города и региона), так и функционально (помимо позиции эксперта, стала постепенно осваивать другие – исследователя, эксперта-игротехника, игротехника, консультанта и пр.), что создавало разнообразные возможности для саморазвития.

При этом Петр счел возможным периодически выслушивать мои рефлексивные размышления по поводу жизненного самоопределения, что меня очень продвигало: в тандеме с ним более глубинно прорабатывалась экологическая тематика, в том числе в увязке с только еще формируемой на следующее десятилетие мировой идеологией устойчивого развития. А Сергей стимулировал мое экспериментирование с собственными возможностями – как выявлять их пределы и целенаправленно расширять, например, в освоении игротехнических навыков в рамках школы игротехников.

В том же году по заданию ЦК ВЛКСМ была собрана межпрофессиональная группа молодых ученых для подготовки работы экологического центра Фестиваля молодежи и студентов в Москве – одного из ключевых на то время фестивальных направлений, где собирались участвовать представители самых разных оттенков «зеленых» из многих стран, а в СССР эта тематика полновесно и публично еще не проявилась – только кулуарно (еще валялись «копья» недавних сражений по борьбе с переброской сибирских рек).

Александр Савченко (хотя сам потом постепенно «вынулся» из игры) договорился в ЦК ВЛКСМ о том, чтобы в подготовке работы Экоцентра участвовали методологи: в их группу, помимо Попова, Щедровицкого и Громыко, входили Т. Сергейцев, Р. Шайхутдинов и А. Павлов. После детального обсуждения – с участием консультантов Р. Бабича, Л. Ткаченко, Л. Литовченко, В. Калуцкова, Т. Власовой, А. Чепарухина, Т. Калиниченко, С. Горлова и др. (некоторые из них потом участвовали в играх) – экологических взглядов на мир нам удалось не только легко «сводить» и «разводить» высказывания зарубежных участников, но и продвинуться в проработке экологической проблематики (никак не думала, что имеется еще столько непроработанных глубинных вопросов!).

Затем эта команда, оформленная при поддержке Л. Шеменды как Центр экологического движения на базе Московского общества охраны природы, в 1986-89 гг. провела четыре Всесоюзных школы «Экология развития» (Клязьма, Рига, Ленинград, Байкал), на которые со всей страны приезжали представители начавшего активно проявляться экологического (по сути, политического) движения в стране, наиболее «продвинутые» ученые и общественные деятели (кульминацией экологической проблематики стала нашумевшая игра-экспертиза на Байкале). Я активно занималась подбором участников, порой даже в ущерб содержанию, и на первой же Школе «вознаграждена» – ее руководители, а ими были Попов и Щедровицкий, с завершающего заседания, когда страсти экологов накалились до предела, ничего не сказав, уехали. Мне оставалось или закрыть школу, или попытаться как-то все обобщить и завершить. Как человек ответственный, я выбрала второе, но это было как «головой в омут» – чтобы выдержать весь напор страстей и перевести его в конструктивное русло, мне пришлось неимоверными усилиями включить незадействованные до того внутренние ресурсы и… все неожиданно получилось!

Наработки тех лет хранятся у меня до сих пор у меня. В 1992 г. по моей инициативе и при наиболее активном участии Владимира Калуцкова была создана действующая до сих пор общественная (впоследствии межрегиональная) организация «Экология развития». Для меня это было шагом сохранения преемственности при отходе от методологического движения (из-за осознания внутренних проблем в освоении методологии при одновременном обнаружении ее узких, с моей точки зрения, мест – при работе с естественными процессами, территориально-пространственными объектами, слабом учете рамок мирохозяйственных, глобальных и геополитических процессов; а также из-за отказа принять финансовую политику ММАСС в начале 90-х) и одновременном уходе из академической науки после завершения докторантуры с отказом от защиты докторской диссертации. (Было удивительно наблюдать позднее, как многие представители методологического сообщества стали вовсю социализироваться и обрастать званиями и должностями – словно ценностно-целевые ориентиры сбились!)

Дальнейший поиск своего пути пошел как по освоению дополнительного (к методологическому) инструментария для работы с естественными (жизненными) процессами, так и по обретению организационного формата собственной деятельности.

В результате за несколько лет были оформлены базовые основания понимания и работы с процессами жизнедеятельности (на основе совокупности эзотерических знаний), с любыми жизненными объектами (в неразрывности системных и пространственно-временных параметров) деятельности; наработаны соответствующие методы и технологии работы.

При этом еще в 91 г. возник заказ по градоэкологичекой проблематике в г. Жуковский, что вынудило создать, помимо «Экологии развития», экспертную ассоциацию «УРБЭКС» (при поддержке Алексея Ожигина), затем переорганизованную в автономную некоммерческую организацию по городскому и региональному развитию (совместно с Сергеем Самарцевым). В течение трех лет на базе Жуковского как модельного города были отработаны средства и методы работы по комплексу вопросов городского развития. С середины 90-х и по сей день в разных аспектах прорабатывается муниципальная тематика; с 2000 г. была актуализирована линия разработки стратегий развития на муниципальном и региональном уровне, а также стратегирования организаций и личностного развития. В ходе работ активно используются интерактивные формы, создаваемые с учетом конкретной ситуации их задействования и поставленных целевых задач. В немалой степени это стало возможным на основе освоенных методологических знаний и игротехнических навыков.

Поиск же (а по сути дела, прохождение) своего пути продолжается…