Волков Андрей Евгеньевич

Впервые я приехал на мероприятие Г.П. Щедровицкого в феврале 1990. Это была ОДИ в Сургуте по здравоохранению, куда меня пригласил мой брат В.Е. Волков (к тому времени он организовывал и участвовал в ряде игр Георгия Петровича и вообще был с ним как-то, по-человечески, близок).

 Нельзя сказать, что меня случайно «занесло» на Игру. Мы с Вячеславом имели много точек пересечения и в спорте, и в науке, так что его «пересказы» в превосходных степенях меня только раздражали: я не мог понять, что происходит и обсуждается на «этих играх», а пренебречь его точкой зрения, отделив значимое от незначимого, тоже не мог. Тогда я уже 6 лет (после МИФИ) работал в научно-технической сфере, связанной с ядерным топливом для реакторов на быстрых нейтронах, и, вообще, интересовался многим, что выходило за рамки моей научной сферы, но ОДИ как плотность коллективной мысли и сама фигура ГП меня поразили.

Не скажу, что это было чисто эмоциональное впечатление или что меня поразила харизма ГП, скорее сильно впечатлила сама техника коммуникативной и интеллектуальной работы. Дело в том, что, помимо науки, личную «самостийность» и уверенность в себе мне придавал даже больше альпинизм. Это такой тип человеческой деятельности, который постоянно требовал перешагивания себя и, если это получалось, то собственный «фундамент» приобретал большую крепость. А к тому времени я совершил около 100 восхождений, имел знак «Снежный барс» (Покоритель высочайших гор СССР), то есть был вполне успешным и квалифицированным восходителем. И вот при всем этом – потрясение!

Конечно, тогда я не обрел ни понимания, ни знания, ни способов методологической работы. Думаю, что и не в этом суть дела: важно, что это стало личной ценностью. Терминологически и понятийно мне гораздо больше дало переписывание одного дня игры (кажется, 4 кассеты), на что у меня ушло очень много времени, благо, что в НИИ его можно было найти, так как я работал по своему графику со второй половины дня, до глубокой ночи.

Активным участником ОДИ я так и не стал – всего участвовал в 4-х играх: Обнинск-90 – игра по городу, Тольятти-91 – банковская игра, Тольятти-92 – игра по технологиям в образовании на базе Международной Академии Бизнеса и банковского дела. Вот и все игры с лидерством ГП в моем «послужном списке». Думаю, что я не стремился участвовать в как можно большем числе игр потому, что тогда у меня не было управленческой практики, которая требовала бы соответствующего оснащения. Скорее, меня влекла та атмосфера, в которую нигде больше нельзя было погрузиться. Одновременно на играх и семинарах вызывали настороженность многочисленные персонажи, с легкость продуцировавшие тексты речи, за которыми очевидно зияла пустота. Очень не хотелось выглядеть также – поэтому после первого «доклада» в Сургуте я затих и наблюдал. Конечно, много читал текстов разных лет и периодов, но, думаю, что толк от этого был невелик. Это сейчас понятно, что надо было самоопределиться в определенной практике, соразмерной тому инструментарию и подходу, который разрабатывался с СМД движении.

Все это случилось в 1992-96 гг., когда с командой мы стали делать и переделывать учебное заведение – Тольяттинскую Академию управления (ТАУ). А команда была замечательная: безусловным лидером был Саша Зинченко, в разное время в нее входило немало участников методологического движения, но наиболее заметную роль в этом проектировании и программировании современного образования на данной площадке сыграли Николай Андрейченко, Владимир Никитин, Вячеслав Волков, Светлана Крайчинская, Галина Алексеевна Давыдова, Юра Луковенко и многие другие. «Многие» – это не фигура речи, а, действительно, несколько десятков (!) активных обладателей методологического инструментария. Не говоря уже о том, что визит-профессорами читали курсы лекций Петр Щедровицкий, Сергей Попов, Вячеслав Глазычев, Олег Генисаретский, Олег Алексеев, Павел Мрдуляш и… опять я сильно рискую не упомянуть всех. Это был такой «плавильный котел» с очень высокой концентрацией игр, семинаров, дискуссий. Можно в шутку сказать, что это было учебное заведение при «команде методологов».

Собственно, занимая в этой ауре позицию разработчика и реализатора, я и начал осваивать методологический инструментарий и разработки. Начинал в 91-м заведующим кафедрой информационных технологий, в 93-м стал деканом факультета управления и финансов, а с 98-го – ректором ТАУ. В ядро коллектива, которое ведет проектирование, я вошел, наверное, в 94-96 году.

Начиная с 1999 года, мы стали активно выходить за пределы нашего «монастыря» и втягиваться в работы, которые вел Петр Щедровицкий по Приволжскому федеральному округу и реформе РАО ЕС. Кроме того, Андрей Реус переместился (1998) из нашего коллектива в аппарат Правительства, что обеспечило наше включение в ряд реформ государственных инфраструктур, интерес к которым то возрастал, то угасал, исходя из политической конъюнктуры.

В 2002 году и я (по рекомендации А. Реуса) переместился из Тольятти в Москву, став проректором Академии народного хозяйства при Правительстве РФ, где начал активно применять тот опыт, который мы накопили в ТАУ. А. Зинченко описал его в двух своих книжках, посвященных принципам, подходам и технологиям, разработанным и имплантированным в ТАУ за 15 лет его существования.

Так как сфера моих работ находилась в образовании, то я стал втягиваться в разные ситуации, связанные с изменениями всей системы российского образования. Сначала в т.н. комиссию И.И. Шувалова (администрация Президента), а после смены состава Правительства – непосредственно в министерство науки и образования советником Министра – А.А. Фурсенко. Со средины 2004 г. я непосредственно руководил группой, которая готовила соответствующий документ Правительства, посвященный реформе образования в РФ. Именно эта работа потребовала тех представлений и инструментов, которые разрабатывались в СМД подходе.

С осени 2005 г. я возглавил экспертную группу, которая разрабатывает инициативу в сфере образования Российской Федерации в рамках председательства России в Большой Восьмерке. Инициатива должна носить глобальный характер и удовлетворять сложной совокупности условий. Я полагаю, что опыт международной коммуникации, необходимость обеспечения понимания своей позиции были бы безуспешны, если бы за этим не стоял инструментарий схематизации, тот набор различений и смыслов, разработанный «гигантами, на плечах которых мы стоим».