eng
Структура Устав Основные направления деятельности Фонда Наши партнеры Для спонсоров Контакты Деятельность Фонда за период 2005 – 2009 г.г. Публичная оферта
Чтения памяти Г.П. Щедровицкого Архив Г.П.Щедровицкого Издательские проекты Семинары Конференции Грантовый конкурс Публичные лекции Совместные проекты
Список изданных книг
Журналы Монографии, сборники Публикации Г.П. Щедровицкого Тексты участников ММК Тематический каталог Архив семинаров Архив Чтений памяти Г.П.Щедровицкого Архив грантового конкурса Съезды и конгрессы Статьи на иностранных языках Архив конференций
Биография Библиография О Г.П.Щедровицком Архив
История ММК Проблемные статьи об ММК и методологическом движении Современная ситуация Карта методологического сообщества Ссылки Персоналии
Последние новости Новости партнеров Объявления Архив новостей Архив нового на сайте

Зуев Сергей Эдуардович

Сильная и слабая стороны во взаимной связи меняют позиции,

Ключ к победе таится в этих переменах.

Невозможно придумать Стратагему заранее,

А придумаешь – все равно толку не будет.

36 стратагем. Из толкования Книги Перемен.

 

Я не был участником ММК, а входил в это историческое пространство через Школу Культурной Политики. С Георгием Петровичем меня познакомил Петр Щедровицкий, когда я уже был административным директором ШКП и, таким образом, многое, если не все, что происходило на этом «методологическом поле» в 90-е и последующие годы, воспринимал через этот – культурно-политический – фокус.

Лично для меня концепт «культурной политики», а равным образом и способ существования Школы были и остаются изоморфными по содержанию и концентрации смыслов понятию «программирования». Есть три опорные точки в этом концепте-программе, которые, на мой субъективный взгляд, оказались устойчивы во времени, и последние 15 лет только отшлифовали их замысел. О них, собственно, и могу сказать.

 

I. Культурная политика как пространство личного развития

Идея программирования была изначально заложена в стиль Школы, с которой я и начал свое методологическое путешествие. Общая программная установка на имитацию, своего рода «отзеркаливание» как предшествующей локальной истории ММК, так и естественных трендов ситуации конца 80-х – начала 90-х гг. выполняла роль деятельностного исследования, позволяющего отнестись к событиям того времени и своему месту в них с должным уровнем рефлексии. Собственно говоря, в таком рефлексивно-деятельностном смысле я и вижу главное назначение программирования.

Цикл лекций по истории ММК, а также демонстрация игровых форм мышления (игры проходили почти каждый месяц) являлись, по сути дела, входом в методологически организованное пространство. А проекция будущего (которое понималось как развитие) прорисовывалась за счет интуитивных метафор новых (по крайней мере, для меня) представлений о социуме, культуре, деятельности и других предельных объектах работы. Так появились антроподромы, группы прорыва, проблемная коммуникация, а чуть позже – гуманитарные технологии, корпорации развития, приватизация управления и прочее в том же роде.

Таким образом, идея «культурной политики» в равной и неразрывной степени относилась как к историческому мышлению и исторической памяти, так и способу представления о будущем, которое создавалось за счет знаково-символической игры. Отсюда и постоянная эвристическая двусмысленность движения в этом пространстве: оно находит свою энергетику в «естественных» ресурсах традиции, но также опирается на ассоциативное скольжение рационального воображения.

Во всяком случае, мой личный дискурс движения в этом пространстве построен именно так. «Культурная политика» как знак символически имитировала мою персональную историю гуманитария и искусствоведа, а история ММК и игровые технологии задавали актуальную перспективу шага развития. В отличие, кстати говоря, от других моих коллег, которые пришли в ММК значительно ранее. У них, как я теперь понимаю, была обратная логика. Эта игра в «рамку и предмет» завершилась для меня в 1998 г. созданием факультета со специальностью (предметом) «Менеджмент культуры и культурной политики».

 

II. Культурная политика как метод социализации и социальной интеграции

Не менее сильно был выражен фокус «общественных отношений» СМД методологии, где культурная политика выступала как «пространство встречи» интеллектуальных новаций и социальной среды их реализации. Впоследствии, через 6-7 лет, эта линия движения позволит поставить проблему социализации и институционального закрепления методологического сообщества, или, по крайней мере, отдельных его представителей.

С самого начала существования ШКП установка на исследовательское понимание имела свой особый стиль, который я бы назвал «сардоническим мимезисом». Это позволяло внутренне насмешливо относиться к академическим упрекам в исследовательской поверхностности: оно и понятно – на классическое исследование не было ни времени, ни ресурсов; темп жизни, начиная с весны-88, непрерывно возрастал. А, кроме того, исключительно важным было сохранение позиции, используя термин Брехта, «остранения» – не полной, а лишь частичной включенности во внешние процессы.

Любопытно, как эта стилевая конструкция обнаруживала себя в семантическом поле. Так, в частности, когда (до сих пор) речь заходит об анализе ситуации, можно услышать призыв не относиться к этому «со звериной серьезностью». На игре 1990 г. во Владивостоке один из участников уже прямо сравнил саркастические эскапады команды с переполохом, который устроила компания Воланда в Москве согласно известному литературному произведению. И совсем очевидным обстоятельство «остранения» (своего рода остроумие по Фихте) проступает в воспоминаниях участников игры, а затем знаменитого 5-го пленума Союза Кинематографистов СССР: «Развалили,– говорят они,– Союз: то ли кинематографистов, то ли еще какой»…

Все это оказало существенное, а может, и определяющее, влияние на создание своего фирменного стиля в технологиях само-презентации, PR, и (здесь могу только догадываться, сам лично в этом не участвовал) на характер проведения политических баталий. Другое дело, что эти социально активные гуманитарные практики несут на себе родную до боли пигментацию ШКП (в цветовыведении которой и сам немало поучаствовал). Это обычно хорошее и точное видение целого, но зачастую в ущерб конкретным деталям, стратегическая установка на долговременные социальные последствия, но с высокомерным невниманием к отдельным целевым группам. Авангардные концепты сетевых мозаик, полиэкранности и прочих «поли» и «мульти», но с сохраняющимся моноязычием (в т.ч., лингвистическим) в своем практическом претворении.

В этот же фокус (социализации через имитирующие техники) рефлексивно укладываются прикладные личностные практики. Принципы методологического самоопределения, с его мерцающим присутствием в тех или иных социально-актуальных горизонтах и одновременной множественностью позиций; теория реализации, с ее принципиальной неразличимостью редукции и расширения; игра с масштабами, любой из которых может стать первичным и т.д. В их основании постоянно со-присутствует пара «сущность – явление», а допустимый зазор между ними был и остается непреходящим поводом для корпоративной и персональной рефлексии.

 

III. Культурная политика как канал трансляции

И третий момент, связанный с культурной политикой, который в моем случае оказался соразмерен, как минимум, уже десятилетию. Это мощнейший потенциал трансляции (по сути, педагогический потенциал), заложенный в эту программу.

Пространство «культурной политики» являет собой, по сути, экран, способный синхронизировать временные и исторические потоки и размещать их на одной – ортогональной оси времени – плоскости во взаимных отношениях друг к другу. Дар политики, а тем более, культурной, проецировать в плоскость актуальной (т.е. сиюминутной) коммуникации позиции, ценностные ориентации и проектные намерения, живущие в различных исторических нишах – при этом не только в историческом прошлом, но и в историческом будущем. Или иначе: экран – пространство «культурной политики» замыслен таким образом, чтобы в единой точке со-временности могли на равных присутствовать социальные воспоминания опыта (прошлого) и идеальные островки мыслимого (возможного будущего).

Но ровно этот же тезис означает принципиальную возможность трансляции, поскольку внутренняя проблема акта трансляции состоит в том, что как действие она возможна только здесь и сейчас, а смысл ее располагается вдоль мостиков, ведущих из прошлого в будущее, от поколения к поколению. То есть, действие одномоментно по способу организации, а содержание его «размазано» по оси времени. Особое устройство пространства «политики культурной», которое было унаследовано от СМД подхода и схемы МД, позволяет трактовать актуальную – здесь и сейчас – коммуникацию как канал (исторической) трансляции и, более того, предлагает креативный инструмент для интерпретации смыслов, ценностей и идей, попадающих в зону влияния этого канала.

И уже в логике взаимных превращений и мерцающих смыслов – культура не столько то, что было, а то, что будет, и, тем самым, получает мощный проектно-программный фундамент. А политика – не то, что будет, а то, что было в истории, и, тем самым, получает морально-этическое основание.

Здесь и начинается самое интересное: элегантные метаморфозы и взаимные превращения, кентавр–объекты и оборотни смыслов, вездесущее отсутствие и всеобъемлющая ускользаемость. Круг замыкается, и возведение взаимных отношений–превращений в точке «культурной политики» обретает функцию трансляции, не переставая быть коммуникацией. Поскольку характер действия закреплен за временем с артиклем the, но смысл его состоит в передаче метода, повторить который не представляется возможным. Но все равно будут пытаться…

Вольно им.

 
© 2005-2012, Некоммерческий научный Фонд "Институт развития им. Г.П. Щедровицкого"
109004, г. Москва, ул. Станиславского, д. 13, стр. 1., +7 (495) 902-02-17, +7 (965) 359-61-44