Ожигин Алексей Валерьевич
Мою жизнь разделили на две части: до и после Попова. До встречи с Сергеем я был честным, порядочным, смелым, упрямым и, как все советские люди, возмущался сплошным лицемерием, которое окружало мою жизнь. И, конечно, хотел все изменить. И, конечно, не знал о рефлексии. После Попова я остался таким же, но добавилось знание о том, что рефлексии у меня нет. Зато я познакомился с удивительными людьми. Они «лицемерили» целенаправленно.
А произошло это знакомство так же случайно, как и у всех. Увидел объявление в газете о каком-то конкурсе, где потом должны платить 260 рублей против моих 140. Побеседовал с Олегом Алексеевым, попал на какую-то «игру», где боролся против всех участников за конкурсное место, и попал в какую-то социологическую группу. А до этого я был фигуристом (кандидат в мастера спорта), физиком (Московский инженерно-физический институт) и думал, что все знаю. Но слова об «управлении» завораживали, я поверил в этих людей и… сошел с «правильного» жизненного направления. Так что проблематизировали меня конкретно. Хотя ради объективности добавлю, что в стране шла «перестройка», появлялась «свобода слова», прошли первые выборы директора завода RAF и какого-то «штаба» на БАМе, да и 260 руб. сыграли не последнюю роль в моем выборе.
Про штаб БАМа надо рассказать отдельно.
По телевизору показали минутный сюжет про выборы штаба, где какой-то человек говорил у доски со схемами «правду» про нашу жизнь. По содержанию. Это был Попов. А на отборочных собеседованиях на конкурс (их было три: с Галей Харитоновой, с Олегом Алексеевым и с Тимофеем Сергейцевым) я узнал, что эти люди и были организаторами выборов штаба. Это меня зацепило. Однако смущало слово «игротехник». Несерьезная профессия.
Три года пролетели в постоянных мучительных ломках. Особенно на многочисленных играх: ЖКХ в Риге, Управление на РАФе, Социально-экономическая экспертиза на Байкале и еще штук 10-15.
Эти люди, Сергей Попов и Петр Щедровицкий, не только резко открывали для меня новый мир, но они и жестоко мучили. Я находился в состоянии вечной проблематизации. Но рядом со мной были тоже такие же, как я. И мы вместе и по отдельности все равно не сдались под напором взвалившихся на наши плечи «социокультурных» проблем. Павел Мрдуляш, Руслан Кожура, Дима Волков, Роман Максишко, Семен Немировский, а потом много других после нас.
А какие слова окружили мою жизнь! «Категориальная проблематизация» – самое простое выражение из всех, которые теперь не могу вспомнить. Из-за них я мало спал, постоянно находился в какой-то внутренней борьбе, которую все-таки проиграл. До сих пор главное место на книжной полке занимает философ Милль, которого я взял почитать у Петра Щедровицкого и которого не могу с нее убрать, т.к. надежда на реванш еще не угасла.
Ради справедливости надо сказать, что параллельно я узнавал много нового и интересного. Для меня открывался великий мир понятий. Я стал постепенно по-другому «видеть». Эти люди открывали мне «третий глаз» в иное измерение.
А как они проблематизировали! Это отдельная песня. Невозможно описать все то, что я испытывал, когда мне безапелляционно в любой ситуации указывали на полное отсутствие какой-либо рефлексии. И ситуационной, и содержательно-методологической, и всех других. И когда я не выдерживал и в «лоб» спрашивал, почему ее у меня нет, меня выгоняли и заставляли идти «ставить» рефлексию. А я возвращался и спрашивал: Как? Научите? А они опять выгоняли.
В Чите был замечательный случай. Меня Попов послал «организовывать» игру по развитию Байкальского региона. Надо было собрать в одном месте весь руководящий состав (первых секретарей обкомов!..) трех административных образований – Бурятской АССР, Иркутской и Читинской областей. До этого они, в силу своих исторических амбиций, вместе никогда не собирались. Поэтому на недельку надо было их поместить в отдельный пансионат и поговорить с ними о Байкале. И все…
Как это мне удалось – до сих пор загадка. Но ведь я это сделал! Собрались мы под Читой и стали пытаться обсуждать проблемы Байкальского региона. Приехали новенькие молодые игротехники из Ленинграда, Иркутска и других городов СССР. Второй и третий набор. Так, желторотые птенчики.
И началась «игра». И хотя я продолжал решать организационные вопросы, мне надо было лично включаться в игру и «быть в теме»: я же чувствую, что игра идет куда-то не туда. Проблематизации нет, игротехники не «тянут», участники не выходят на проблемы региона, не приобщаются к социально-культурной ценности региона озера Байкал. И мне приходится на игротехнических рефлексиях внушать и постоянно напоминать многочисленной молодежи о необходимости проблематизации ценностных оснований участников игры. И на очередной рефлексии, во время моей очередной реплики для этих желторотых игротехников, которые не выходят в группах на обсуждение ценностей, Попов обрывает меня на полуслове и приказывает… снять штаны!
И все – мои социокультурные ценности были «обсуждены»! Уехать из Читы я не решился, но и в игре больше не появлялся.
Вот так, с шутками и прибаутками, я постигал основы методологического мышления. И, как сказал кто-то из революционных писателей: «мне не мучительно больно за бесцельно прожитые игротехнические годы».
Попов и Щедровицкий стали настоящими учителями «жизненной школы» для меня. Заложенные ими основы игротехнического и методологического знания определили всю мою дальнейшую судьбу. Я не стал методологом ни в каком понимании, однако еле приоткрытый «третий глаз» позволяет мне многое понимать в этой жизни так, как никогда бы я не смог, не увидь моя жена тогда, в 88-м году, маленькое объявление в «Московском комсомольце» о проведении игротехнического конкурса.
Дальнейшая моя профессиональная судьба в банковской деятельности (ценные бумаги, руководитель филиала, руководитель банка) сложились благодаря этим знаниям, которые позволяли в организационном плане думать и работать чуть впереди планеты всей.
Хотя рефлексия осталась недоразвитой…