Свои годы в ММК, начиная со встречи с Г.П. Щедровицким в конце 1964 г. вплоть до моего отъезда в Америку в конце 1979 г., считаю определяющим периодом моей жизни. К моменту первой встречи с Георгием Петровичем я работал инженером-аналитиком в п/я, а до этого, по окончанию математического факультета МГПИ (1963), отработал год учителем в школе. По совету ГП я подготовил свой первый семинарский доклад о методе картирования элементарной структуры гена по С. Бензеру. Этот доклад не только позволил мне сразу активно включиться в работу ММК, но и оценить эвристическое значение жесткой критики и интенсивного обмена идеями.

Мне повезло стать аспирантом ГП во ВНИИТЭ (1965-68 гг.) и получить значительную толику его внимания, времени и даже заботы. Наверное, по причине своей детдомовской дремучести, я поначалу чувствовал себя на семинарах потерянным и, пожалуй, даже подавленным в присутствии блестяще образованных участников ММК. Поэтому мое начальное методологическое образование в основном происходило во время индивидуальных «транспортных» бесед с ГП, благо мне удалось узурпировать право провожать его с работы. Однажды он спросил меня, разобрался ли я в методологии и знаком ли с инженерной психологией. Получив отрицательный ответ на оба вопроса, он радостно воскликнул: «Вот и здорово! Будешь писать диссертацию по методологии инженерной психологии»…

В годы моего участия в деятельности кружка основной упор делался на разработку системно-структурной методологии, методов и схем системо-деятельностного подхода и теории деятельности в новом ключе, обусловленном выходом в проектирование, а через него, в организацию и управление. Будучи аспирантом, я работал под непосредственным руководством ГП по довольно широкой тематике, нацеленной на мою диссертацию. Я убежден, что самыми важными были две разработки по содержательно-генетической логике (системный анализ в Кратиле Платона и принципы онтологического конструирования в Метафизике Аристотеля), анализ связки «метод – представление объекта» в системном проектировании, а также рассмотрение инженерной психологии в контексте системного проектирования.

Мне также повезло застать ММК в почти полном его составе. У каждого участника было чему поучиться. Слепой Иосаф Ладенко, чётко различал свет и тьму, истину и ложь, и впечатлил меня решимостью противостоять официальной несправедливости, Володя Костеловский – секретом несокрушимой радости жизни, который он обрёл за четыре фронтовых года на передовой, а Эрик Юдин – свидетельством того, что даже сломленный может подняться и стоять высоко. Олег Генисаретский завораживал речью, строил изящные модели и типологии, и поделился со мной секретом эвристической мощи номинации. Володя Лефевр восхищал новизной идей, красотой метафорических схем, чёткостью формулировок, и предостерёг меня против торопливого создания поверхностных «феничек». Вадим Розин поражал теоретическими обобщениями, основанными на скрупулёзном эмпирическом анализе, и открыл для меня «Иосифа и его братьев» Томаса Манна. Борис Сазонов демонстрировал практическую приложимость методологии, организационный талант и преданность кружку.

После аспирантуры мне повезло работать в превосходном коллективе Лаборатории инженерной психологии МГУ (1968-75 гг.), которой руководил Лев Петрович Щедровицкий. Лёва, обладающий острым критическим умом, был мощным катализатором идей. Кроме того, втихаря, волочил воз технической и организационной работы, обеспечивая нам – Толе Пископпелю, Мише Папушу и мне – идеальные рабочие условия. Для меня лично он был и остаётся близким другом и этическим образцом.

Вся работа лаборатории велась в идеологии ММК. Помимо выполнения хоздоговорных проектов, мы выпускали сборники переводов, проводили регулярные семинары, в которых участвовали сотрудники лаборатории и студенты. Лёва и я читали курсы по системотехнике и инженерно-психологическому проектированию, а также, по поручению декана А.Н. Леонтьева, вели факультетский Проблемный семинар, в котором участвовали студенты, аспиранты и ряд преподавателей. Считаю большой удачей участие в наших семинарах и курсах таких студентов и аспирантов как Оля Бляхман, Федя Василюк, Ларисса Демидова, Лена Иванова, Наташа Кузнецова, Коля Курек, Коля Носов, Лена Ротенберг, Володя Столин, Толя Тюков, Коля Цзен, Инна Шоластер и Коля Щукин (порядок алфавитный). Методологическими результатами нашей работы были понятие системного проектирования, его структура, генезис, метод и четырёхслойное системное представление его объекта; принципы междисциплинарной систематизации знаний, представления индивидуальной деятельности и социотехнических систем как объектов проектирования и управления; структура и генезис научных и технических дисциплин и др.

После расформирования лаборатории я работал в Лаборатории психологии спорта НИИОПП АПН (1975-78 гг.) в тесном контакте с Васей Давыдовым, Димой Аросьевым и Ромой Спектором, сосредоточившись на структуре индивидуальной деятельности в критических ситуациях и социотехнической и сферной организации деятельности. По-видимому, анализ влияния стресса на деятельность спортсмена и общественная работа с трудновоспитуемыми подростками вызвали мой интерес к субьективности, и я стал вести домашний семинар по логике субьективности и психотехнике. Хотя это и привело к трениям с ГП, я продолжал участвовать в деятельности ММК, т.к. методология продолжала оставаться моим основным интересом.

Переехав в Америку (1980 г.), я обнаружил растущую оппозицию к натурализму в социальных и организационных науках, выдвигавшую субъективизм в качестве единственной альтернативы, и феноменологию как её наиболее эффективный вариант. Не отрицая практической эффективности феноменологии, я не сомневался в преимуществах системо-деятельностной методологии для задач научной, инженерной, и организационной практики. Да и сама методологическая игра казалась мне намного интересней. Поэтому сначала, будучи postdoctoral fellow в Carnegie-Mellon University (1980-82 гг.), а затем, преподавая в Clarkson University (1983-2003 гг.) я, по мере возможности, сосредоточил свои методологические разработки в двух направлениях: (1) продолжал прежние разработки по основам системо-деятельностного подхода и (2) отрабатывал структурированные методики для практического применения системо-деятельностных средств и обучал им студентов. К сожалению, в отсутствии «энергетики» ММК, дело двигалось значительно медленнее, чем хотелось.

С самого начала моей профессиональной работы в качестве инженера-психолога, а затем и разработчика информационных систем, меня поразила практическая эффективность системо-деятельностной методологии. Хотя сами методологические рассуждения обычно вызывали раздражение, мои коллеги, студенты и клиенты оказывались чрезвычайно восприимчивыми к методикам, основанным на системо-деятельностных представлениях, предпочитая их традиционным.

Всё ещё считаю себя методологом и, с возрастом, всё более ортодоксальным. Продолжаю работать по личной программе. Скучаю по «ругани» семинарских обсуждений и сожалею, что не участвовал в игровом периоде ММК. В перспективе времени и расстояния кружок вызывает «ностальгию по небу». Заразившись от ГП «окаянством» самостоятельного мышления, мы обретали свободу, и в созданной им реальной Касталии могли жить осмысленно и ощущать себя свидетелями и посильными участниками того, как «над юдолью мерзости и тлена подъемлется, в страдальческом усильи высвобождаясь наконец из плена, бессмертный дух и расправляет крылья».