Андрей Иванович Прохоров не был членом ММК, не был методологом. Просто он был одним из тех людей, благодаря которым новое обретает свое место в социальной реальности. Чрезвычайная чувствительность к нестандартным идеям и людям, неустанное стремление помочь встать на ноги тем, чей талант не находит должной поддержки или наталкивается на сопротивление, организационная креативность – вот, пожалуй, то главное, что хочется вспомнить об этом человеке.

В 1984-1986 гг. лаборатория, которой он руководил (сначала в НИИ ОПП, а потом в только что созданном Институте управления и экономики народного образования АПН СССР), стала перестраиваться на методологическую работу в версии ММК и дальше уже существовала в этом качестве.

В 1988 г., когда Г.П. Щедровицкий остался без работы, АИ взял его в свою лабораторию. Поначалу Ученый совет Института забаллотировал его; возмущению АИ не было предела, и он все равно принял ГП – сначала на должность старшего инженера, для которой не нужно было одобрения Ученого совета, а потом настоял на повторном заседании совета, который на этот раз единодушно проголосовал «за». ГП проработал здесь около полугода – лаборатория до его прихода «уже» была методологической; видимо, не хотел «мешать»…

Родился А.И. Прохоров в Севастополе. Отец, военнослужащий, работал на руководящих должностях. В1944-46 гг. Андрей Иванович учился в Ленинградской военно-морской спецшколе (сначала в эвакуации), затем в Высшем военно-морском училище во Владивостоке, после окончания которого служил командиром группы торпедных катеров. Потом – Высшие специальные офицерские курсы по подготовке инженеров высшей квалификации при Всесоюзном заочном энергетическом институте.

Интересовался кибернетикой, бионикой, инженерной психологией, служил на научных должностях. С 1961 г. – заместитель председателя секции бионики и инженерной психологии Научно-технического общества им. А.С. Попова, тесно сотрудничал с академиком А.И. Бергом, председателем Научного совета по кибернетике АН СССР. В 1962 г. демобилизовался – заместитель начальника бюро Госкомитета по координации научно-исследовательских работ СССР, начальник лаборатории нейробионики в почтовом ящике (научный руководитель академик П.К. Анохин), работал в Госкомитете стандартов.

В 1966 г. снова призван в армию (капитан второго ранга) и работал в воинской части руководителем группы по инженерной психологии. Подготовил диссертацию на степень кандидата психологических наук, но защитить ее не пришлось. В 1970 г. А.И. Прохоров был исключен из партии «за грубейшее нарушение Устава КПСС, выразившееся в перепечатывании и распространении не разрешенных к опубликованию материалов». Этими «материалами» была книга А. Солженицына «Раковый корпус». Этот же «проступок» повлек за собой демобилизацию из армии без пенсии.

Так он остался без средств к существованию, «без погон», без партийного билета, что в те времена означало, пожалуй, крайнюю степень падения по социальной лестнице. Он не был диссидентом, борцом с советской властью. Очень переживал. (По словам вдовы, Натальи Викторовны, в то время он поддерживал одного изобретателя, который создал аппарат для определения по крови предракового состояния: «Раковый корпус» понадобился для более глубокого изучения психических особенностей онкологических больных).

В 1971 г. благодаря поддержке заместителя директора НИИ ОПП АПН СССР академика В.Д. Небылицына Андрей Иванович начал работать в этом Институте. Портрет Небылицына, трагически погибшего в авиакатастрофе, всегда висел в рабочем кабинете Прохорова.

Он верил в науку; на сегодняшнем языке мы назвали бы его предпринимателем – он считал, что психологические знания должны становиться товаром и продаваться. Он считал, что наука должна служить практике, а для этого нужны комплексные исследования и разработки. Считал, что нужно создавать полипрофессиональные коллективы, объединенные общей методологией. И свои взгляды превращал в реальность.

В НИИ ОПП он организовал хоздоговорные работы с автотранспортными предприятиями. Перед уходом на пенсию директор института А.А. Смирнов подписал приказ о создании лаборатории прикладных проблем на время выполнения хоздоговорных работ, назначив ее заведующим Прохорова. Так в 1972 г. была создана уникальная лаборатория, где под «зонтиком» Института психологии собрались разные профессионалы –психологи, экономисты, физики, инженеры и пр. Общая методологическая платформа «собиралась» из работ по кибернетике, инженерной психологии и взглядов Побиска Георгиевича Кузнецова. Все это скорее напоминало некоторый микст, но сама «платформа» не была застывшей, она складывалась на обсуждениях конкретных заказов, по ходу хоздоговорных работ, на многочисленных семинарах.

Андрей Иванович не уставал учиться сам и постоянно организовывал обучение сотрудников. Я пришла в лабораторию в 1974 г. На моей памяти в лаборатории курсы лекций читали П.Г. Кузнецов, Л.Н Собчик, Л.П. Розова, В.Б. Ольшанский и др. Теоретико-методологические обсуждения формировали разные направления работ.

Дружба и сотрудничество с Побиском Кузнецовым сделали управленческую проблематику ведущей в лаборатории прикладных проблем, в 70-е – начале 80-х Кузнецов был ее идеологом. Это человек уникальных способностей и драматической судьбы: 10 лет сталинских лагерей, самообразование, трудный путь в науку, интереснейшие разработки по управленческим технологиям и признание в 60-е годы, в 1970-м – разгон лаборатории, которой он тогда руководил, исключение из партии, психиатрическая клиника, положение безработного… В лаборатории Прохорова «энергетический» подход Кузнецова реализовался в формах комплексных исследований предприятий с участием разных профессиональных позиций и ориентацией на поиск механизмов повышения эффективности деятельности. Были и другие направления работ: психодиагностика и составление психологических портретов управленцев, социологические обследования предприятий и пр.

В 70-е годы в стране стала интенсивно развиваться психология управления, Андрей Иванович увидел в ней некоторую рамку, которая объединяла разные направления деятельности лаборатории. Он организовывал переводы работ западных авторов по этой проблематике, устраивал научно-практические семинары и конференции, взаимодействовал с ведущими специалистами страны.

Вообще, существование этой лаборатории было достаточно проблематичным и в каком-то смысле одиозным: здесь занимались проблемами, выбивающимися из тематики Института; сотрудники, поскольку работали по хоздоговорам, получали зарплату выше, чем в других подразделениях, на лабораторию смотрели «косо»; при этом в самом коллективе кое-кто предъявлял Андрею Ивановичу претензии в отсутствии «научности». Он же делал ставку на тех, кого принимал на работу, и создавал для нас максимально благоприятные условия. Я это расценивала как большую удачу (по крайней мере, когда «нашла» ММК), но часть людей испытывала от этого дискомфорт. Было много организационных пертурбаций: лабораторию периодически собирались закрывать, потом она переросла в отдел, состоящий из нескольких лабораторий, занимавшихся хоздоговорными работами; Прохорова то назначали зав. отделом, то низводили до руководителя группы и пр.

В 1981 г. я познакомилась с ГП, и через год поняла, что мне трудно совмещать основную работу и такое «хобби», как ММК. Хотелось это как-то соединить, поскольку темы, которыми приходилось заниматься, следовало, как мне казалось, прорабатывать в СМД парадигме. Мне было тесно в «энергетическом» подходе П. Кузнецова (в 1974 г. он был фактическим руководителем моей дипломной работы). Поначалу Прохоров довольно негативно относился к ГП, зная о нем понаслышке и, видимо, почуяв в нем соперника Побиска. Однажды на заседании нашей лаборатории на ул. Герцена Андрей Иванович организовал настоящий «ринг»: для обсуждения какой-то темы он пригласил Кузнецова и ГП. Тему не помню, но «битва титанов» запечатлелась как событие незабываемое.

Потом были встречи АИ и ГП на разного рода семинарах и конференциях. АИ проводил много подобных мероприятий, издавал сборники, для участия в которых стал приглашать ГП. Периодически мне приходилось просить Прохорова отпускать меня на игры. Сначала он делал это неохотно, но постепенно ситуация менялась. В 1984 г. в лаборатории стали работать Г. Александрова, Д. Дмитриев, Ю. Василевский, мы организовали свою методологическую группу: обсуждали разные темы, пытаясь соотнести то, что осваивали в методологии, с «производственной» работой. Радикальный поворот произошел в том же 1984 г., когда у нас на грани срыва оказалась разработка «Общеотраслевых методических материалов по учету психологических факторов при работе органов управления министерств (ведомств) и предприятий в условиях ОАСУ и АСУП» по заказу Госкомитета СССР по науке и технике (ГКНТ СССР). Я предложила Андрею Ивановичу превратить ситуацию возникших с этой темой затруднений в предмет рефлексии, а соответствующий анализ и разработанные на его основе проектные предложения представить в качестве отчета. Работа была сделана и принята заказчиком. Методологическая работа в лаборатории оказалась «легализованной».

В 1985 г. Прохоров защитил кандидатскую диссертацию, в 1981-м был восстановлен в партии. Он неоднократно предлагал ГП помочь ему в восстановлении в КПСС (поскольку обладал достаточно обширными связями), тот отказывался. Не будучи диссидентом и не подвергая сомнению партийные постулаты, он в то же время своей активностью и здравым смыслом, уверенностью в практичности науки и вообще мышления выбивался из тех правил игры, которыми была обустроена официальная наука и партийная бюрократия.

В 1986 г. лабораторию перевели в Институт управления и экономики народного образования, и она стала пополняться людьми, имеющими отношение к Методологическому кружку: Ю. Громыко, Л. Алексеева, О. Глазунова, И. Назарова, А. Пинский, С. Табачникова. В том же году Ю. Громыко провел первую игру, а дальше игры, семинары, методологические разработки постепенно становились основной формой работы, новички (Е. Иванова, А. Лазарев, Е. Самсонова, И. Оборин) подключались к этим процессам. Управленческая проблематика сосредоточилась на идее перестройки управленческого механизма, направленной на обеспечение развития образования. Содержательным лидером был Ю. Громыко, который и возглавил лабораторию после смерти Прохорова.

… Тем, что и я стала проводить свои (как руководитель) ОДИ, я обязана Андрею Ивановичу – он «заставил» меня это сделать, дал тот необходимый пинок, без которого, видимо, я на это не решилась бы.

Он был из тех людей, кто «жил и жизнь давал другим». Он верил в тех, с кем работал и дружил, и старался создать условия для реализации способностей людей, в которых верил. И, думаю, найдется немало тех, кто вспоминает его с благодарностью.

И еще: наверное, он немного не дожил до «своего» времени. Его организаторский талант натыкался на ограничения, которые сегодня уже кажутся нереальными.

Л.М. Карнозова