eng
Структура Устав Основные направления деятельности Фонда Наши партнеры Для спонсоров Контакты Деятельность Фонда за период 2005 – 2009 г.г. Публичная оферта
Чтения памяти Г.П. Щедровицкого Архив Г.П.Щедровицкого Издательские проекты Семинары Конференции Грантовый конкурс Публичные лекции Совместные проекты
Список изданных книг
Журналы Монографии, сборники Публикации Г.П. Щедровицкого Тексты участников ММК Тематический каталог Архив семинаров Архив Чтений памяти Г.П.Щедровицкого Архив грантового конкурса Съезды и конгрессы Статьи на иностранных языках Архив конференций
Биография Библиография О Г.П.Щедровицком Архив
История ММК Проблемные статьи об ММК и методологическом движении Современная ситуация Карта методологического сообщества Ссылки Персоналии
Последние новости Новости партнеров Объявления Архив новостей Архив нового на сайте

Флямер Михаил Григорьевич

Флямер М.Г.

Я исхожу из того, что задача словаря – собрать картину обращения идей и продвижения разработок ММК в том виде, как это происходило в методологическом движении. Создание ее предполагает сбор автобиографических «историй» участников движения. Но, несмотря на индивидуально-биографический характер, большинство идей и разработок, которые я далее описываю, создавались в контексте коллективной работы и часто имели нескольких соавторов.

Двигаясь в жанре биографического самоотчета об использовании в моей работе разработок-представлений ММК, необходимо дать пояснения относительно значимых факторов.

В моей ситуации использование (во всяком случае, сознательное) разработок\представлений было обусловлено прохождением именно специального образовательного проекта – Школы культурной политики.

Дело в том, что я стал вхож в сообщество, называющее себя методологическим, и сориентировался на него, начиная с 1984-85 гг. В это время я был студентом МФТИ, мне было 19 лет, за плечами у меня не было никакой профессиональной школы и тем более идентичности. Включиться в образовательные проекты «от методологии» было невозможно, потому что в то время их не было. Вторничные семинары Г.П. Щедровицкого, которые проходили на квартире С.Б. Поливановой, были, так сказать, «в фазе заката», и сколько-нибудь определенное и, самое главное, рабочее участие в них (наличие своей темы из программы семинара, регулярные выступления на семинаре) были для меня не возможны.

Участие игротехником в программе, разворачивающейся усилиями С. Попова и П. Щедровицкого (см. С.В. Попов. Отдельные главы из истории игротехнической группы в методологическом проекте «ОДИ». Вопросы методологии, № 1-2, 1994), компенсировало отсутствие образовательного процесса и дало чрезвычайно много, но то, что было понято и усвоено, концентрировалось на ограниченной функции игротехника, работающего с игровой группой. Пример этого типа содержания представлен в «Игротехническом букваре» Юры Пахомова (он опрашивал – наверное, это 1989-90 гг. – игротехников, в их числе и я давал ему интервью, о навыках и представлениях, которые они использовали в ходе ОДИ). Получалось, что методологический тип мысли и действия, представленный в играх, стал узнаваемым и привлекательным, но реальное деятельностное усвоение содержания – средств, понятий, навыков, было связано с другим – с работой игротехника. Поэтому не удивительно, что в целом этот период не сформировал в моем случае ядра систематического образования.

В этот период у меня сложилась и «ориентация на мышление», и его опыт. Под опытом мышления я подразумеваю опыт ритма движения в знаках и схемах, движения, производящего схемы и оформленного в них вИдения, имея в виду и видение объекта, и видение деятельности (с объектом). Мышление переживалось как «сдвиг» «мира». Производить такой «сдвиг» – это что-то более сильное, чем наркотик, и более «чистое», чем наркомания. Вместе с тем это мыслительное движение и переживание, очевидно, отвечало психологической потребности – оно подтверждало мою причастность методологическому сообществу с его ценностью мышления (методологических прорывов в технологиях мышления).

Из своих первых опытов использования и продвижения методологических представлений укажу на два. Первый был связан с освоением методологического мышления и методологической работы в области разработки понятий. Я сделал пробы в разработке понятий права и гражданского общества (М. Флямер. Понятие права в либеральной мысли \\ Вопросы методологии № 1-2, 1996 и Социальное партнерство. Заметки о формировании гражданского общества; совм. с М. Либоракиной и В. Якимцом, Москва, 1996). Эти разработки опирались на мыследеятельностный (МД) этап работ ММК, связанных с переопределением способов понятийной работы. Такое переопределение ставило методологическое понятие в связь с осуществлением (в ситуации) понимания и рефлексии, которые уже берутся в МД статусе – как акты, являющиеся конституирующими для самого плана или пласта совместной деятельности, или коллективной, МД.

С другой стороны, я участвовал в становлении сектора гражданской самоорганизации и создания общественных объединений, для меня важно было обосновать подобный способ самоопределения в сегодняшней России, связав его с более общей картиной социальных и общественно-политических процессов. Наиболее важные работы, подготовленные в этот период – разработка представления об «общественной инициативе» (см. Общественная инициатива: от дружеского круга к институциональному проекту \\ в сб. «Куда идет Россия?.. Кризис институциональных систем / Под общ. ред. Т.И. Заславской. – М.: Дело, 1999) и «социальной технологии». Эти представления получили распространение именно в функции поддержки ориентации и самоопределения участников этого общественного образования (третий сектор).

Соединение этих разработок (онтологической и организационных частей) ориентировало меня на создание общественной организации, которая и была учреждена в 1996 г. (см. далее о Центре «Судебно-правовая реформа»).

Моя ситуация полностью изменилась вместе c вхождением в группу, объединенную интересом к предметной области права и правосудия и желанием действовать через участие в судебной реформе и сопутствующих общественных изменений. В 1992 г. на совещании по знакотехнике в Светлогорске я познакомился с Людмилой Карнозовой. Позже, в 93-м, она пригласила меня участвовать в методологическом семинаре по проблемам судебной реформы при Государственном правовом управлении Администрации Президента РФ.

В 1996-97 гг. некоторые участники этого семинара вошли в команду Центра «Судебно-правовая реформа» (www.sprc.ru) – Рустем Максудов и Людмила Карнозова.

Оценивая ситуацию собственной (и моих коллег) работы в 1997-2001 гг., я определил бы ее как ситуацию, в который был реализован проектный подход (т.е. организовано проектное мышление и осуществлен ряд его реализаций в деятельности).

Мы определяли свою работу как реализующую дух гуманитарно-критических и социально-критических установок, характерный для мирового движения за восстановительное правосудие (restorative justice), и считали себя представителями этого движения в России. Его наличие, нацеленное на пересмотр карательной парадигмы уголовной юстиции и дисциплинарных практик, основанных на клеймении и наказании, придавало смысл работе по разработке восстановительного способа разрешения криминальных и конфликтных ситуаций.

Безусловно, что вне представлений разработанных в ММК – представлений о системном подходе и онтологии деятельности, о «движении» и проектировании – не возникло бы самого этого понимания.

Важным ресурсом моей работы в этой ситуации стало использование системного подхода в анализе деятельности. (Например, в лекционном курсе, прочитанном в Артеке в 90-м году, П.Г. Щедровицкий вводил высшие формы этого анализа, вплоть до метода организованностного анализа.). Речь идет об опоре на представления из системодеятельностного подхода – о способе деятельности и схемы акта деятельности. (См. Г.П. Щедровицкий. Типология ситуаций проведения изысканий \\ Программирование научных исследований и разработок / Из архива Г.П. Щедровицкого. Т.1, М.,1999.) Эта схема при ее отнесении к ситуациям деятельности может прочитываться как схема рефлексивных состояний и семиотического аспекта ситуации деятельности. То есть, когда человек нечто делает, он это соотносит и с последующим действием, и с образом конечного результата, и с теми знаниями, которые ему позволяют этот образ сформировать, и, которые, таким образом, влияют на целеполагание. Подобная интерпретация позволяла класть схему акта в основу разработки новой позиции, ориентированной на разрешение криминальных и конфликтных ситуаций – ведущего восстановительных программ, программ по заглаживанию вреда и т.п.

Поскольку деятельность ведущего при этом понималась как определяемая восстановительным способом, то вопрос реализации ценностей и гуманитарно-критических установок восстановительного правосудия переводился в вопрос разработки способа деятельности и соответствующего употребления мышления. Поэтому схема акта деятельности в проектировании была важна в другой функции – как организованность мышления и функционально-деятельностная схема. Как основа режима распредмечивания и перепредмечивания различного типа знаний, смыслов и представлений через функционально-деятельностные схемы. (В качестве материала этой работы брались социологические, психологические, исторические и др. исследования и разработки актуальные в движении за восстановительное правосудие.)

Разработка восстановительного способа реагирования на конфликтные и криминальные ситуации лежала в основе проектирования, поскольку проектирование во многом есть создание организованности (в данном случае, конкретного способа), которая создается для ее управляемого «включения» в системы деятельности. Причем она должна обладать в данном контексте проектной силой – силой влияния на процессы деятельности, достигаемой за счет «морфологизации». Такую организованность и следует назвать проектом (проектной основой; интерпретация проекта и проектирования, предложенная П.Г. Щедровицким).

Центр СПР осуществил работу по созданию частных реализаций проекта в нескольких разных контекстах: применительно к работе правоохранительных органов общей юстиции, к методическим и законодательным разработкам юстиции по делам несовершеннолетних, к выстраиванию воспитательного пространства школы, к реформе Комиссии по делам несовершеннолетних, в связи с проблемой социального сиротства и др.

Так были реализованы понятия об «общественной инициативе» и «социальной технологии» в работе организаций третьего сектора, но оказалось, что их совершенно недостаточно для реализации миссии Центра СПР – восстановительной переориентации уголовного правосудия. Фактически начиная с 2002 г. коллектив Центра вышел на пересмотр своей работы в связи с проблемой выстраивания пространства управления развитием, захватывающим такие «макропредметы», как: формирование общественных элит; городская политика в области социализации; профессионально-цеховые программы деятельности юридических школ; технологии работы правоохранительных органов; политическая практика, реализуемая в уголовном правосудии; работа органов государственного управления разных уровней и др. (ссылки можно найти в списке литературы).

Таким образом, для продолжения моей деятельности стали важны вопросы о методологическом самоопределении (как ценностные ориентиры сторонника гуманитарно-психологической практики соотносятся с методологической практикой регулируемой идеей развития?); об изменении основы социального действия (что означит статус общественной организации Центра СПР?). Также мне важно вернуться к общеметодологическим вопросам – описанию развития как объекта на основе деятельностных онтологий, использование МД представлений в построении процессов развития практик и др.

 

Основные публикации:

- М. Флямер, «Право в антропологическом горизонте». В кн. Судебная реформа: Юридический профессионализм и проблема юридического образования. Москва, 1995

- Программы примирения в России: технология и действующие лица. (в соавт. с Р. Максудовым)//в книге Зер Х. Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание. М. Центр «Судебно-правовая реформа». 1998.

- М. Флямер, Реформы в уголовном правосудии и перспективы восстановления «социальной культуры» в России, в сборнике «Развитие правосудия по делам несовершеннолетних», М.:МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 1999.

- М. Флямер, Развитие общественных инициатив в сфере уголовной юстиции \\Эффект присутствия, № 3-4 (9-10), 1999.

- «Восстановительное правосудие: идеи и перспективы для России» (в соавт. с Л. Карнозовой, Р. Максудовым) \\Российская Юстиция, №11, 2000.

- М. Флямер, «Социальные технологии как лозунг момента (Заметки о пермской Ярмарке 2000 г.)». http://prometa.ru/archive/csi/2/4

- Восстановительное правосудие для несовершеннолетних и социальная работа Учебное пособие. Под редакцией кандидата психологических наук Л.М. Карнозовой\\ Москва, 2001.

- Восстановительное правосудие в школах. Вестник восстановительной юстиции, № 4, 2002.

- Р. Максудов, М. Флямер, Л. Карнозова «Восстановительное правосудие, ресоциализация и городская политика»/; Под ред. Р.Р. Максудова. М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2002.

- Рабочая книга проекта «Социальный капитал России». Выпуск 1. «Качество профилактических систем и восстановительные программы: от пилотных проектов к масштабной практике» Под общ. ред. С.В. Галушкина, Москва МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2003.

 
© 2005-2012, Некоммерческий научный Фонд "Институт развития им. Г.П. Щедровицкого"
109004, г. Москва, ул. Станиславского, д. 13, стр. 1., +7 (495) 902-02-17, +7 (965) 359-61-44