Пинский Анатолий Аркадьевич

Педагог по образованию, основатель и затем директор Московской вальдорфской школы (1992-2005), советник министра образования РФ (2001-2003), создатель Московского ансамбля идишской песни «Дона» (2004), в настоящее время (2005) директор проектного образовательного центра Высшей школы экономики.

Впервые увидел Г.П. Щедровицкого на семинаре в Институте психологии (т.н. «давыдовский институт») Академии педнаук в 1978 г., а познакомился с ним лично и начал нередко общаться спустя шесть лет. Начало этому контакту положил А.М. Юркевич, тогда зам начальника ЦСКА, член семинара Щедровицкого в начале 80-х. В тот же период возникло сотрудничество с Ю.В. Громыко: мы вели методологизированный семинар в ЦСКА, затем стали проводить первые образовательные ОДИ. В начале 1985 г. был приглашен Георгием Петровичем в кружок и в т.н. «внутренний» семинар, который тогда шел на квартире С.В. Поливановой. По предложению ГП работал по тематике: аналитическая философия, феноменология, Витгенштейн, Гуссерль, игра как таковая. Тогда же возникло общение с О.И. Генисаретским. Участвовал в одной из ОДИ, проводимых ГП лично. Вышел из семинара в конце 1986 г.

Считаю, что ГП весьма значительно повлиял на формирование моего мышления и некоторых жизненных, ценностных установок. Некоторые методы, освоенные в рамках методологических семинаров и игр, применял в текущей работе над образовательными проектами.

Хотя методология ММК уступает масштабу и охвату личности самого основоположника, она является уникальным и интереснейшим феноменом философии и культуры в целом.

Однако ко всему этому кругу вопросов (о методологии ММК, о ее судьбах, содержании, значении и проч.) вполне можно отнести высказывание ГП, которое он как-то сделал на предмет моих попыток «объективации содержания» аналитической философии: «Толя, чего вы все пытаетесь найти какой-то псевдообъективный смысл в этой аналитической философии? Все пытаетесь объективировать ее какое-то культурное содержание и значение – как там, мол, было по существу. Я вам скажу: ничего там не было особенного, как, впрочем, и везде. Было скучно. И со всеми вашими сферами точно так же: скучно там, и все. А вот появился Витгенштейн, и стало не так скучно. А потом снова будет скучно. И иначе не бывает»…

Полагаю, что для методологии, в ее канонической версии 2-й половины ХХ в., был бы полезен некоторый метаморфоз: во-первых, во внутреннем изжитии «родовой травмы марксоидного происхождения» (Генисаретский) и, во-вторых, в становлении «мягкой» методологии, сохраняющей логическую четкость первоисточника, но снимающей изначальную жесткость методологического дискурса, особенно устного и поведенческого. Энтелехия свободы – ключевая и фундаментальная для этоса и содержания методологии – была в ее рамках раскрыта явно лишь в первоначальном и порой чуть в деформированном виде. Когда и кем подобный метаморфоз мог бы быть совершен – неизвестно.