Фигуры идентичности методолога

Уважаемые коллеги! В качестве эпиграфа к своему выступлению я выбрал двустишие собственного сочинения, которое, как мне кажется, достаточно точно отражает ценностную интонацию того, о чем  будет идти речь.

Мысли, что были со мной, я уже передумал,

Молча смотрю на прибоя смешную игру.

Как вы догадываетесь, это написано на берегу.

Позвольте также поздравить Вас с Днем защитника Отечества, памятуя о том, что Георгий Петрович, среди прочих своих ипостасей, был еще и сыном офицера Красной Армии. И надо сказать, эта его ипостась, а точнее сказать "стать", в нем наблюдалась, как говорится, невооруженным глазом.

Что касается темы моего выступления, т.е. фигур идентичности методолога, то она весьма многомерна, и я не стану утомлять вас изложением всех ее разветвлений. А коснусь лишь тех из них, что, на мой взгляд, имеют отношение к будущности методологического движения и сообщества, в той мере, впрочем, в какой  номинации эти продолжают быть для нас значимыми.

Следуя тому, как многие здесь сегодня поступили, начну с  одного воспоминания, касающегося заседания некоего Финансового клуба, где в присутствии многочисленных и уважаемых методологов обсуждалась проблема ваучерной приватизации. Ситуация была примерно такова.

Вообще говоря, много чего вокруг нас имеется, накопленного за 10 веков истории государства российского, да и за 75 лет советской власти, но все это ничего не стоит, потому что до тех пор не оценено. Задача состоит в том, чтобы ко всему привесить ярлык с ценой и пустить в свободный оборот, используя  современные финансовые инструменты и  сосредоточив усилия на выявленных сверх доходных рынках.

Признаюсь, я вздрогнул, услышав этакое. По наивности, наверное. Да как не вздрогнуть, когда услышишь, что все достояние страны никакой цены не имеет. Все - ничье! А потому его можно, не смущаясь, присвоить. Что же, выходит, все усилия, потраченные нашими родителями, дедами и прадедами,  напрасны?

Вспоминаю  об этом не для того, чтобы предаваться гиперпатриотической резиньяции. Нет, просто я хочу обратить ваше внимание на один разлом внутри методологии,  который касаются проблемы культурного наследия и наследования.

А вспомнил я об этом потому, что подобный приватизационный настрой был весьма  популярен среди методологов и прокламировался с этой трибуны  Г.П., который любил, эдак, походя, сказать: "Наука давно доказала, что никакого бытия нет, а потому ...".

Я уж не говорю о том, что словосочетание "бытия нет" само есть признание того, что оно, бытие есть, поскольку бытие и небытие - понятия, связанные логическим отрицанием.

Точно также многократно проговоренная с этой трибуны критика психологии, педагогики, философии или еще чего-то  часто сводилась  к тому же самому "выводу на прихват": говорилось, что какой-то дисциплины или деятельности нет, или что она не-до-сделана, не развита по методологическим меркам; им, тем самым, назначалась методологическая цена и,  далее, они пускались в методологический оборот, в котором всегда оказывалось, что подлинная психология, подлинная педагогика, подлинная философия и т.д. - могут появиться (или уже есть) только здесь. Все оказывалось присвоенным, еще не появившись на свет Божий!

Вот эта очевидная для меня параллель  заставляет задуматься о той фигуре методологической идентичности, которой придерживался Г.П. Ей, на мой вкус, свойственна изрядная неопределенность отношения к тем интеллектуальным, культурным и духовным ценностям, которые объединяются  словом "наследие". Она во многом предопределила то, что сейчас происходит в среде методологов в качестве тихого и невнятного процесса,  а именно - самоопределение в отношении тех интеллектуальных и культурных традиций, которые составляют исток и почву  методологического дела.

Можно, конечно, иногда в дидактических целях на какой-нибудь игре или на совещании повторять слова о том, что чего-то нет, и это произведет ожидаемый психо-практический эффект, но отмеченная неопределенность  от этого только будет усиливаться.

То, что я дальше стану говорить, будет так или иначе касаться этой неопределенности, хотя и не впрямую. Я вернусь к ней только в конце своего сообщения. Итак, фигуры идентичности методолога.

Когда уважаемый председатель первой части нашего собрания, г-н Тюков обзванивал нас - многошажно и ракоходно - по телефону, уминая предложенную им тему Чтений, основным катком в этом уминании было слово "институционализация".

В этот момент психологическая общественность обсуждала президентский указ о государственной поддержке и развитии психоанализа в России, и я грешным делом испугался, что в качестве резолюции на нашем собрании будет принято примерно следующее: "Слушали: об институционализации методологии. Постановили: поручить А. Тюкову разработать проект указа  о государственной поддержке и развитии методологии". Слава богу, до этого дело не дошло, но... совсем чуть-чуть.

Я готов согласится с тем, что фигуры идентичности, о которых я далее буду говорить,- это тоже некие формы институционализации, но они таковы не в социетальном, социологическом, а, скорее, в культурно-интеллектуальном смысле.

Я выбрал эту тему, размышляя о том, что собственно в последний период, - по крайней мере в тот, который я застал,- делал Г.П. Мне кажется, что он  развивал, оснащал, оборудовал, распространял и, чего греха таить, навязывал  не что иное, как определенную фигуру идентичности методолога.

Мне кажется, для него не так важны были предметные области, которыми занимались методологи, те конкретные сферы деятельности, в которых они были заняты, те сущности и конструкции, которые при этом методологичеки промысливались. Главным было, прежде всего иного, расширенное воспроизведение методологического сообщества и обеспечение его социальной и исторической жизнеспособности. Важно было, чтобы вступающие в круг сообщества воспроизвели на себе ту фигуру идентичности, которую в себе развил и  на себе нес сам Г.П., привить к  дереву движения как можно больше людей. Т.е., образно говоря, исполнение фундаментального завета: "Плодитесь и размножайтесь". Пусть вас, господа методологи, будет как можно больше. Будьте здоровее, эффективнее, совершеннее и т.д., и т.п.

Признаюсь, я согласился выступать сегодня, услышав название доклада г-на Пинского. И не ошибся, как выяснилось,  в понимании этого названия, и поэтому избавлен от необходимости говорить на этот сюжет впрямую. По мне совершенно не важно, как А. Пинский ответил на вопрос "Был  ли Г.П.Щедсмущаясь, присвоить. Что же, выхто это совсем другая история. Анатолий Аркадьевич сформулировал ее в ключе художественно-биографическом, пусть так. Это же можно было сделать в  философски-экзистенциалистском или гуманитарно-психологическом ключе. Важно, что человек, личность, живое существо, его индивидуальная судьба и биография - это одно, а та фигура идентичности, которую он на себе развивал, нес, испытывал и предлагал  другим -совсем другое. Вот про это " другое" я сейчас и говорю, и только про это.

Мне представляется, что сегодня имеет смысл различать и по разному описывать три фазы в Малой Истории методологии, каждая из которых сначала может интерпретирована как этап, а потом - как уровень в развитии методологии. Для их поименования я выбрал известную триаду  терминов М.Мид и дальше будет ясно  в каком смысле я их использую.

Первый этап префигуративный. Это этап развития методологии, на котором присутствовал сам Г.П. Сейчас, после его ухода, мы находимся на втором - конфигуративном этапе, когда, слава Богу, живы и действуют в силе и славе те его ученики и последователи, кто себя - в какой-то мере - "вживе" идентифицировал с  фигурой Учителя. Эта конфигуративная волна методологов сейчас и продолжает действовать.

На самом деле, никто не может с полной ясностью и отчетливостью сказать, что собственно происходило в присутствии Г.П. Что до меня, то я только попав на тренинг Л.Кроля по эриксоновскому гипнозу, понял, что первое время на докладах Г.П. я находился в состоянии транса: сидел в этом зале, на  этих, вот, скамьях и, открыв рот, в буквальном смысле слова,.. слушал; и происходило нечто, не имеющее ни малейшего отношения ни к содержанию докладов, ни к проблемам или способам мышления, ни к полемике вокруг них. В моем сознании открывалась некое окно и какой-то поток (мысли ли, или еще чего-то) шел сквозь меня, оставляя за собой те семена, что и прорастали потом во мне и давали свои плоды. Технические же вещи - способы мышления и общения, фигуры рефлексии, навыки схематизации смысла и т.д. - усваивалисьзведет ожидаемый психо-практичес

Это я так, к примеру, говорю. У каждого, наверняка, вступление во внутренний круг  по-своему прстану говорить, мом деле, вопрос об инициации в методологию, о росте в ней - мало понятный вопрос, или тайна, о которой можно говорить  в том духе, как это делал г-н Пинский, или как-то иначе.

Но все это заставляет задаться вопросом, а что же будет дальше? А дальше наступит третий - постфигуративный этап, когда  с методологической сцены сойдут те, у которых был  непосредственный, живой опыт общения с личностью и мыслью Г.П. и начнется совершенно новая история.

Конечно, и на конфигуративной фазе, где мы с вами сейчас находимся, фигура методологической  идентичности, которую демонстрировал Г.П., не остается неизменной. Напротив, с ней много чего происходит.  Происходят вещи, меня, как наблюдателя, и захватывающие, и удивляющие.

Во-первых, существенно увеличится число тех сфер деятельности, куда инвестируются методологические усилия и конструкции. Только за последнее время в сферу влияния методологии, помимо науки и ее истории, архитектуры и дизайна, образования и управления (основных прикладных областей  предыдущего времени), оказались втянутыми проблематики права, экспертизы и консультирования, политической аналитики, электорального дела и многое другое... вплоть до разведки, как инструмента развития российской государственности (в редакции г-на Громыко). Не буду их все перечислять, вы сами это все прекрасно знаете.

Важно, как мне представляется, и то, что расширение это не проходит бесследно для целей и ценностей методологической работы, поскольку каждый раз в ее поле вовлекаются не только новые предметности, но и новые фигуры рефлексии и коммуникации. Это понятно, это интересно, и, собственно говоря, инвестирование есть ни что иное, как предварительное погружение методологических конструкций в разные сферы... в надежде, что они дадут там прирост методологической значимости, эффективности, энергетики и т.д.

Во-вторых, хочу обратить ваше внимание  еще на один процесс, в каком-то смысле обратный предыдущему, - на устаревание методологических конструкций. Как и все в этом мире, методологические конструкции стареют. Они подвержены  коррозии и усталости "логико-семантического материала". Кроме того, если оглядеться вокруг,  у нас, говоря старым языком, уйма  долгостроя и незавершенки.

Например, весь корпус работ по методологии проектирования. Да,  написано с десяток замечательных статей и книг, в которых описаны  вполне осмысленные и, может быть, весьма насыщенные тематически конструкции. Но вспомним, что  эти работы писались, главным образом, на материале дизайна, архитектуры, градостроительства (и не касались других областей проектного творчества), писались в докомпьютерный, в доигровой период, и это, насколько я вижу, мало кому сейчас интересно в силу несовместимости, нестыкуемости тогдашних и теперешних языков.

Да, человек, который способен заниматься вскрытием конструкций, т.е. может за буквальным смыслом слова видеть то, что под проектированием  понимается в этих работах, найдет в них много чего полезного и нужного, но, взятые сами по себе, они, на мой взгляд, перестали работать в силу изменения концептуальной и операциональной обстановки, в котором происходит сейчас проектная работа.

Это хорошо видно на том мегапроекте, что сделал Ю.Громыко по поводу консциентального оружия, сознания как предмета поражения в консциентальной войне.

Что такое этот проект, как не формальное применение корпуса СМД-конструкций к конспирологическим переживаниям, которыми уже лет 10 полна газета "Завтра" и прочие аналогичные издания? Переживания понятные, поскольку существует понятный механизм проекции различных фобий:  мир заселяется людьми с песьими головами и т.д. и т.п. И покуда ты понимаешь, о чем идет речь в психологическом смысле, то это предмет для хорошей психофантастики, можно написать фэнтэзи на эту тему. Но когда к такого рода переживаниям и представлениям  применяется то, что методологическое сообщество знает про проектирование как сферу деятельности, получается в лучшем случае... художественно-авангардистское произведение, которое можно оценить по достоинству в качестве такового, но которое, на мой вкус, не обладает деятельностной значимостью.

Зачем я это все говорю? А говорю я об этом потому, что есть такая задача и возможность - хотя как на нее откликнется сообщество и откликнется ли вообще, я не знаю,- задача модернизации инструментального парка методологической деятельности. Многие вполне осмысленные методологические вещи со временем ветшают, в новой интеллектуальной обстановке перестают быть привлекательными. Это не значит, что ими никто не будет пользоваться. Будут! То, что мы освоили, тем мы и пользуемся. Но на интеллектуальном рынке ближайшего будущего они, как мне представляется. вряд ли будут котироваться достаточно высоко.

Однако, конструкции методологии проектирования, вполне доступны тому, чтобы их переписать, перестроить в системе других языков и конструктов. Одному, может быть, это захочется сделать просто потому, чтобы сохранить сделанное, а не выкинуть на помойку или сдать в архив. Другому, чтобы реализовать новые интеллектуальные средства на  проработанном уже материале, сделать хороший язык и превратить его в интеллектуальный товар. Мотивации тут могут быть самые разные.

Я вовсе не призываю сплотить ряды и навалится на задачу обновления методологических конструкций. Я лишь обращаю ваше внимание на эту возможность, но уверен, что если этого не будет делаться, то дальше придется принимать протекционистские меры для того, чтобы какие-нибудь импортные продукты из других методологий просто не сожрали бы весь методологический рынок.

Основной пафос моего выступления направлен на третий - постконфигуративный этап развития. Наступит время,  когда ни с одной из принятых ныне фигур методологической  идентичности у нового поголовья методологов прямого родства уже не будет. Ни с той, что демонстрировал Г.П., ни с теми, что вживе наследовали знавшие его. Об этом времени мы можем мыслить лишь в проектном некотором залоге, о чем я и хочу несколько слов сказать.

Мне представляется, что наиболее сильным вызовом для методологической идентичности 3-го поколения становятся те крипто-методологические надстройки над процедурами работы на компьютерном экране и в компьютерных сетях. Ведь, на самом деле, с реализацией компьютерных технологий незаметно произошла фундаментальная культурная сдвижка.

Вся история классической европейской мысли зиждилась на скрытом и очень сильном логико-грамматическо-онтологическом синтезе. Все было завязано вокруг основных фигур логического порядка. Недаром у Гегеля было замечено, что от Аристотеля до Канта логика не претерпела никаких существенных изменений. Образованные люди знали, что такое понятие, суждение, умозаключение, каковы четыре фигуры силлогизма, знали, что такое субъект и предикат. И не просто знали, а были погружены в связанную с этими логическими реалиями интеллектуальную практику. Потому что слово "субъект" одновременно означало и термин в субъектно-предикативной структуре, и субъекта мыслительной деятельности, осуществляющего реальное мышление, и - в более расширительном смысле - сознание человека. Иными словами, за этой интеллектуальной практикой стоял глубокий и долговременный антропологический синтез культуры и повязан он был именно на логике и методологии определенного типа.

А теперь скажите мне, вы видели вживе человека, который, выйдя на трибуну, построил бы хоть одну фигуру силлогизма, который мыслил бы, рефлектировал, самоосмыслял себя в этих понятиях? Я таких лет сто не встречал. В культуре произошел фундаментальный сдвиг, связанный с изменением логико-грамматического, логико-семиотического базиса мысли. Живая связь упомянутой логико-семиотической традиции с живой мыслью утрачена, прервана.

С другой стороны, что такое крипто-методологические процедуры, связанные с компьютерными технологиями, как не технически реализованные метафизики, как не реализованный платонизм? Когда вы обращаетесь к сетевой памяти, вы осуществляете анамнезис такого объема, который Платону и не снился, он не был доступен  никогда ни одному мыслителю, поскольку не были доступными такие объемы памяти и операциональные возможности припоминания. Равно как и многочисленные варианты систем математической логики, которые заместили собой единственную аристотелевско-кантовскую традицию и реализуются теперь технически.

Мне представляется, что малые логические навыки, которым мы, работая у компьютерного экрана, придаем сугубо служебное значение - подумаешь, научился набирать текст, форматировать  его или осуществлять поиск информации в Интернете, - это не просто очень полезные и иногда приятные вещи. За ними таится сильный сдвиг в сторону работы с большими текстуальными массивами.

Во-первых, произошел переход от микроаналитических масштабов мысли, которыми по преимуществу занималась дометодологическая логика. Она ведь о чем говорила? Об отдельном понятии,  отдельном акте суждения, в лучшем случае, об умозаключении, как переходе от одного суждения к другому. Это рассмотрение действительности мысли в очень малых, почти  микроскопических масштабах. И  совсем другое дело, когда мы мыслим в терминах мегамашин мысли, диспозитивов или архивов (по Фуко), когда мы представляем себе нечто выходящее за масштабы того окна сознания, в котором мы осуществляем конкретную, живую мыследеятельность. Совокупность процедур, обеспечивающих реалистичную и плодотворную деятельность в больших системах, мегамашинах мысли ? это первый вызов, в направлении которого, на мой взгляд, двигалась методология.

Тут налицо два параллельных и, может быть, встречных движения. Есть ее, методологии, движение в осознании  больших систем мыследеятельности, и есть  практические технологии работы с ними, которые нам предоставляет технический мир.

Если Бог даст, мне удастся написать следующую книгу, я хотел бы издать ее вместе с CD-ромом, на котором смог бы продемонстрировать собственную технику работы с текстами. Конечно, каждый сможет взять ее и прочитать, что называется, дедовским методом, от начала до конца, или наоборот, а мог бы познакомиться с практикуемой мною психотехникой чтения.

Раньше я  свои любимые проекты называл "прометами", образовав этот термин от слов проектирование и методология. А теперь начал называть их "навигаторами". Благо, что нет ни одного человека, который признался бы, что он мои тексты понимает (обычно мои немногочисленные читатели говорят, что они темны и неудобопонятны), но я с этим уже смирился и улучшать не буду: какие они есть, такие и есть. Но зато собираюсь прилагать  к текстам навигатор, чтобы всяк, кто захочет попутешествовать по ним, мог воспользоваться теми наводками интеллектуального свойства, которые этот навигатор предлагает. Милости просим, путешествуйте!

Мне кажется, что следующее поколение методологических проектов и программ будет не проектно-методологическим, а навигационно-сетевым. Мы, в конце концов, научимся обмениваться личными интеллектуальными продуктами, не понижая методологической развитости мысли. Тут мне грезится что-то подобное переходу от "Эниака" (первой вычислительной машины, созданной еще при участии Н.Винера, огромной по своим физическим размерам) - к персональному компьютеру, ставшему рабочим местом интеллектуала. Не коллективная тусовка вокруг ЭВМ-гиганта, а персональный компьютер, работая с которым, каждый из нас становится пользователем очень большого числа готовых программных продуктов. Мы пользователи массовой интеллектуальной продукции, мы живем в мире массовой интеллектуальной культуры. Любой программный продукт, любая операционная система  где-то, кем-то были спроектированы и реализованы, были нами приобретены и инсталлированы,  а мы потом с их помощью решаем свои задачи.

Вот этой-то культуры user'ства, культуры мыслепользования, вопреки всем методологическим присказкам и припевкам, методологи так и не освоили, не научившись  ни пользоваться интеллектуальными услугами других профессионалов, ни передавать свои инструменты кому-то другому. Непременно нужно было сначала перековать биолога, зоолога, математика, социолога, управленца в методолога, чтобы он потом, полностью депрофессионализировавшись, начал что-то делать в качестве методолога. Эта стратегия интеллектуального поведения явно не в стиле свободного общества, открытого интеллектуального рынка. А вот обмен инструментами, концептами и конструктами, как мне кажется, более близок этому стилю. Потому навигационно-сетевые версии методологического целого мне представляются одной из возможных фигур идентичности, которая мне грезятся на ближайшее будущее.

С нею связан и предпочтительный для методологического сообщества тип практической  социальности, поскольку каждая фигура идентичности предполагает свою практику коммуникации и свою социальную морфологию (тип сообщества). Это будет, скорее, не корпоративная социальность, а социальность коммунитарная.

Мы можем уже сегодня говорить о неком открытом методологическом коммуниуме, в котором каждый из его участников,  с одной стороны, по доброй своей воле и принятым на себя обязательствам, есть пользователь какой-то совокупности методологических концептов и конструкций, а с другой - участвует в развитии мегамашины методологии. А может быть, однажды сообщество решит на собрании акционеров, что мы продаем ее целиком и больше ею заниматься не будем.

Далее интересно было бы перечислить множество  фигурантов  этого коммуниума, часть из которых нам уже известна. Это, прежде всего, сталкеры, которые разведывают, испытывают  новые методологические пространства, ментаты, осуществляющие вольную интеллектуальную деятельность (описанные в известном романе Ф.Херберта "Дюна"), затем, понятное дело, прогрессоры, т.е., согласно древнекитайской классификации, совершенствующие мир. Я еще добавил бы к ним фрэймера, которого знаю в единственном лице - П.Г.Щедровицкого, рамочника, фрамужника. Есть еще легумы, метапрактики права, занимающиеся чем-то вроде того, что делает В.Марача. Не знаю, как отнестись к методологическим хакерам, промышляющих вскрытием чужих предметов и извлечением оттуда не ими созданных знаний (это многие наловчились делать). Словом,  список фигурантов и соответствующих сценариев поведения подлежит более внимательному рассмотрению. Все они входят в методологический коммуниум с множественной идентичностью, но, мне кажется, их никак нельзя назвать профессионалами - в привычном ныне смысле понятия профессионализма.

Почему-то многие хотят и почитают за честь быть профессионалами (или, что одно и то же, профессорами). Из соображений безотходности терминологического, равно как интеллектуального и мотивационного хозяйства, я - сначала в шутку, а потом и всерьез - начал называть эти фигуративные занятия не профессией, а трансфессией.

Методология - это трансфессия, это вовлеченность в призвание с множественной, открытой и динамической идентичностью (онтологической, социокультурной, психопрактической и пр.). Если  мы - в рамках методологического сетевого коммуниума - идентифицируемся на морфологии каких-то методологем (проблем, методов, концепций, конструктов), осознаем навигационно-сетевую оболочку мегамашины методологии, если мы инвентаризируем, типологически упорядочим  фигурантов-позиционеров методологического коммуниума, методологическая  деятельность вполне может стать трансфессиональной.

Заканчивая свое говорение, я процитирую автора, сказавшего, что одним из верных путей в истинное будущее,- а ведь оно может быть и ложным,- является тот, где растет твой страх.

Так вот, рисуя перед вами  картину  методологического коммуниума, я  вовсе не хочу быть понят как утопист, который предлагает очередной мало кому нужный прожект.

Мне и самому иногда становится не по себе: отчего это мы, так редко встречаясь друг с другом, ничего путного друг другу сказать не можем, спросить друг у друга ни о чем не спрашиваем, но с бешеным энтузиазмом строим гигантские интернетовские сети и методологические мегамашины, будто бы для того, чтобы потом, когда все то будет создано, мы наконец-то успокоимся и, связавшись друг с другом через сеть, удобно устроившись у экрана, будем общаться почти так же естественно, как мы могли бы это сделать сейчас, здесь, находясь лицом друг к другу.

Поэтому - не ради утопи, но и не "страха роди иудейского". Это - некая конструкция, которой я готов посвятить часть своих сил,  не забывая, что остаток жизни хотелось бы, если Господь управит, прожить по-человечески.

Спасибо за внимание.