eng
Структура Устав Основные направления деятельности Фонда Наши партнеры Для спонсоров Контакты Деятельность Фонда за период 2005 – 2009 г.г. Публичная оферта
Чтения памяти Г.П. Щедровицкого Архив Г.П.Щедровицкого Издательские проекты Семинары Конференции Грантовый конкурс Публичные лекции Совместные проекты
Список изданных книг
Журналы Монографии, сборники Публикации Г.П. Щедровицкого Тексты участников ММК Тематический каталог Архив семинаров Архив Чтений памяти Г.П.Щедровицкого Архив грантового конкурса Съезды и конгрессы Статьи на иностранных языках Архив конференций
Биография Библиография О Г.П.Щедровицком Архив
История ММК Проблемные статьи об ММК и методологическом движении Современная ситуация Карта методологического сообщества Ссылки Персоналии
Последние новости Новости партнеров Объявления Архив новостей Архив нового на сайте

Редакционный комментарий к полемике В.М. Розина, Л.П. Щедровицкого и А.И. Субботина

В.Г. Марача

В преддверии XI памяти Г.П. Щедровицкого мы публикуем «Открытое письмо методологическому сообществу», написанное В.М. Розиным. Письмо публикуется в авторской редакции. Несмотря на спорность ряда высказанных в Письме суждений, такое предъявление методологическому сообществу позиции известного методолога, философа и культуролога мы считаем весьма значимым и полагаем, что возможность публичного обращения к сообществу и последующего обсуждения в виртуальном режиме расширяет формат дискуссий на Чтениях, неизбежно ограниченных по времени.

Но само по себе это событие не стало бы предметом редакционного комментария, если бы не один из контекстов, в котором оно появилось. Речь идет об имеющей уже длительную историю полемике В.М. Розина и Л.П. Щедровицкого, к которой своим декабрьским «Открытым письмом к Л.П. Щедровицкому» присоединился А.И. Субботин.

Поводом для начала дискуссии послужила работа В.М. Розина - «Методология с ограниченной ответственностью (первая метаметодологическая программа)», опубликованная в 2003 году на сайте «Методология в России». Эта работа вызвала резкую критику Л.П. Щедровицкого, на которую последовал ответ В.М. Розина. Очередная атака на В.М. Розина была прервана главным редактором сайта Г.Г. Копыловым, отказавшимся публиковать текст Л.П. Щедровицкого после того, как тот не принял предложение о смягчении ряда формулировок (по его собственному признанию, Г.Г. Копылов в качестве одного из условий публикации этого текста предложил заменить слово «враг» на слово «противник», чего делать было как раз нельзя).

В марте 2004 года уже на нашем сайте появился обзор В.М. Розина «Созерцание панорамы после юбилейных Чтений, посвященных семидесятипятилетию Г.П.Щедровицкого и пятидесятилетию ММК», вызвавший не менее резкую реакцию Л.П. Щедровицкого, приславшего в редакцию текст, называвшийся «Феномен г-на В.М. Розина в зеркале Чтений» и содержащий не только обстоятельный анализ обзора В.М. Розина, но и фрагменты, не принятые Копыловым.

Этот текст Л.П. Щедровицкого в апреле 2004 года был опубликован на нашем сайте полностью и в авторском варианте, но с моим комментарием, в котором, в частности, говорилось:

«Редакция нашего сайта разделяет мотивы, по которым Г.Г. Копылов отклонил эти фрагменты. С нашей точки зрения, на методологическом сайте должен четко соблюдаться принцип разделения людей и их позиций, представлений и т.д. – и, соответственно, приветствоваться критика вторых и минимизироваться оценочные суждения по поводу первых. Но - за исключением тех редких случаев, когда чьи-то личные отношения приобретают публичное значение. Однако и в этом случае, следуя принципу Г.П. Щедровицкого, мы будем стремиться перевести «коммунальный» конфликт в «содержательный».

Как содержательный менеджер сайта, я считаю, что данный случай представляет собой как раз упомянутое редкое исключение, чему могу указать три причины.

Во-первых, по меньшей мере одна из сторон настаивает на публичном характере своего отношения…

Во-вторых, я полагаю, что методологическое сообщество должно выработать принципиальное отношение не только к позиции В.М. Розина, но и к позиции и аргументации Л.П. Щедровицкого.

И, в-третьих, – the last but not the least – я думаю, что данной публичной «ссорой» уважаемые мэтры, аксакалы методологии продемонстрировали образец того, как спорить не надо».

В декабре 2004 года свое отношение к полемике В.М. Розина и Л.П. Щедровицкого высказал А.И. Субботин в форме «Открытого письма Л.П.Щедровицкому», на которое последовал ответ Л.П.Щедровицкого, добрая половина которого почему-то состоит из обвинений в мой адрес. При этом Л.П.Щедровицкий подчеркивает, что его обвинения не надо интерпретировать как оценку моей личности, поскольку это – суждение о моей позиции «содержательного менеджера».

Поскольку, если верить Льву Петровичу, эти обвинения адресованы моей позиции, они ставят под сомнения мою возможность что-либо комментировать от лица редакции, и поэтому я должен начать именно с них. Затем будет сказано несколько слов об открытых письмах А.И. Субботина и В.М. Розина – ровно в той мере, в какой их содержание затрагивает нормы ведения методологической дискуссии.

Итак, что приписывает мне как содержательному менеджеру сайта Л.П. Щедровицкий.

1.      «Содержательный менеджер» сайта в своих редакционных комментариях инкриминирует мне, что мои тексты якобы содержат «не столько суждения по существу предмета спора, сколько оценки личности В.М.Розина». Я говорю: вранье все это. Я до сих пор нигде не оценивал личность В.М.Розина. Я характеризовал его тексты, его позицию, его представления» (цитирую дословно и с авторскими курсивами). Далее наш прокурор несколько смягчается, квалифицируя мой проступок уже как «голословные обвинения» (а не «вранье»), однако предупреждает, что если соответствующие аргументы не будут представлены, он будет настаивать на том, что это именно «вранье».

2.      Содержательный менеджер сайта предлагает другим нормы методологической дискуссии, а сам почему-то им не следует.

Не могу не отметить, что словосочетание «содержательный менеджер» все время пишется в кавычках, а сам он, в отличие от А.И. Субботина, не удостаивается от Л.П. Щедровицкого ни личного обращения, ни слов «уважаемый», «с уважением» и т.п. Как видно, все делается для того, чтобы читатель не усомнился в том, что в отношении Л.П. Щедровицкого ко мне «ничего личного – только позиция». Да и сами обвинения выносятся в постскриптум и бросаются как бы походя (как-то даже не верится, что на их продумывание у Льва Петровича ушло десять месяцев).

Начну с первого обвинения. Дословность цитирования была важна потому, что фрагмент, из которого Л.П. Щедровицкий извлек фразу, выделенную жирным курсивом, в оригинале выглядит так: «На очередном «витке» полемики дискуссия приняла такой характер, что главный редактор сайта Г.Г. Копылов отказался публиковать текст Л.П. Щедровицкого после того, как тот не принял предложение Копылова о смягчении ряда формулировок, содержащих не столько суждения по существу предмета спора, сколько оценки личности В.М. Розина».

Таким образом, речь шла не о текстах Л.П. Щедровицкого в их совокупности, а лишь о ряде формулировок одного конкретного текста, которые Г.Г. Копылов предлагал смягчить. Л.П. Щедровицкий вырвал цитату из контекста с искажением ее смысла. В языке, который он использует для оценки текстов В.М. Розина, это называется подтасовка. А суждения в мой адрес, основанные на подтасовке, вероятно, следует квалифицировать как вранье.

Впрочем,  лично я по принципиальным соображениям отказываюсь от использования подобного «категориального ряда». Разъяснение этих принципиальных соображений как раз и позволит показать, почему, не отрицая содержательного характера текстов Л.П.Щедровицкого (в противном случае я бы просто отказался их публиковать), в ряде формулировок я действительно усматриваю «не столько суждения по существу предмета спора, сколько оценки личности В.М. Розина». А теперь и оценки моей личности.

«Я до сих пор нигде не оценивал личность В.М.Розина. Я характеризовал его тексты, его позицию, его представления», - настаивает Л.П. Щедровицкий. Я рад, что хотя бы в формулировке процессуальной нормы мы с моим оппонентом сходимся, признавая, что оценочные суждения о личности нужно минимизировать. Но понимание практики применения этой нормы у нас радикально расходится: я полагаю, что Лев Петрович ее не соблюдает, а он утверждает, что соблюдает. И он настаивает, что это я, голословно обвиняя его в нарушении данной нормы, предлагаю другим принципы ведения методологической дискуссии (в частности, принцип основательности всякого суждения), которым сам не следую.

Итак, я утверждаю, что на практике Л.П. Щедровицкий так характеризует тексты, позицию и представления В.М. Розина, что это не может не задевать его личность –и по сути превращается в оценку.

1. Не нужно обладать особой чувствительностью, чтобы признать, что характеристика текстов, позиции и представлений В.М.Розина дается Л.П.Щедровицким в подчеркнуто обидной форме. И это буквально с первой фразы: «По форме это, возможно, и красивая метафора, - пишет Лев Петрович о не слишком удачной попытке В.М. Розина обыграть образ, которым Учитель представил свое отношение к мышлению, - но по содержанию, утверждаю я, это не что иное, как хамство!». Специально подчеркиваю, что здесь я не намерен обсуждать по существу, заслуживает ли «красивая метафора» Розина столь суровой нравственной оценки – для меня важно показать, что Л.П. Щедровицкий высказал оценочное суждение не только в адрес метафоры, но и в адрес лично В.М. Розина. Вот еще один пример того же рода, красноречивый именно своей нарочитой, неспровоцированной оценочностью:

В.М. Розин. «Понятие "панметодологии" - не ругательное и не стыдное. Это определенный подход, идущий, как я старался показать, от вполне хороших людей - Аристотеля, Ф.Бэкона, Канта, Маркса».

Л.П. Щедровицкий. «Что у Вас за любовь такая – сорить словами?! Вам известно хоть одно «ругательное» или «стыдное» понятие? А говорить про Аристотеля, Ф.Бэкона, Канта, Маркса, что они «хорошие люди», на мой взгляд, просто верх пошлости».

Ну, пошутил В.М. Розин, назвал достойных мыслителей «хорошими людьми». Причем тут «пошлость»? Если уж на то пошло, скорее пошлость – это когда нарочито не понимаешь шуток, поскольку они никак не укладываются в пафос избранной ригорически-оценочной тональности. Ибо опять имеет место оценочное суждение в адрес личности.

2. Кстати, в оппозицию Льву Петровичу я бы рискнул утверждать, что «ругательные» понятия существуют. Во всяком случае, в арсенале Л.П. Щедровицкого их великое множество. Это такие понятия, где возможность нанесения обиды заложена в само их содержание. То есть обида наносится не формой употребления этих понятий (обидной, невежливой, оскорбительной и т.п.), а самим фактом их применения для оценки чего-либо. И, следовательно, выражаясь юридическим языком, оценка посредством таких понятий подразумевает не только объективное, но и субъективное вменение, то есть оценку личности.

Возьмем одно из любимейших понятий Льва Петровича – «вранье» (он применяет его как ко мне, о чем уже упоминалось, так и к В.М. Розину). Оценивая тексты (суждения) или представления (несколько сложнее будет с позициями, о чем далее), мы можем назвать их ложными, неадекватными. Но что мы имеем в виду, когда ложное или неадекватное суждение называем «враньем»? Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: мы имеем в виду, сверх оценки суждения, вполне определенную оценку личности его автора.

Специально подчеркну: не позиции, а именно личности, поскольку речь идет о нравственной оценке, каковой может подвергаться только личность. Позиция же – в методологическом смысле этого слова – функциональна, ее можно занимать, менять, имитировать и т.п. – к нравственности это не имеет отношения. Принцип позиционного метода, подразумевающий разделение человека и позиции, подразумевает нравственную автономию человека (личности) по Канту, объявляет нравственность личным делом – тем, что не обсуждается или обсуждается в исключительных случаях (в каких – я указал выше). «Позиция» при этом оставляется этически нейтральной (замечу, что после долгого – в игровой период – практикования позиционного метода Георгий Петрович для восстановления человеческой сущности методологии даже принимался специально обсуждать тему «Методология и нравственность»).

Еще одно любимое словечко Л.П. Щедровицкого – «безнравственно». Так что не позиции он оценивает, а именно личности. Кстати, это прекрасно понимает выступивший целиком на его стороне А.И. Субботин, начинающий первый пункт своего «Открытого письма Л.П. Щедровицкому» со слов: «Прежде всего, я целиком разделяю Ваше личное отношение к В. Розину…».

Для выстраивания подобных личных отношений Лев Петрович разворачивает целый категориальный ряд «ругательных» понятий. Помимо уже знакомых нам «подтасовок» и «вранья», в этот ряд входят также «враг методологии», «диверсия», «опять виляете» и другие оценочные понятия. Вспомним, что Лев Петрович категорически отказался заменить слово «враг» на «противник» (а в плане логики оценок эти слова соотносятся примерно так же, как «вранье» и «неправда»). Под аккомпанемент саркастических метафор из жизни обитателей «Вороньей Слободки» этот мощный арсенал позволяет своему владельцу производить самые разные оценки личности В.М. Розина вплоть до лишения его звания Ученика Георгия Петровича. Последнее действие – абсолютно беспрецедентное, поскольку, с моей точки зрения, считать себя чьим-либо Учеником – дело глубоко личное, и лишить человека этого права может только сам Учитель или, если его нет на этом свете, то в крайнем случае «ареопаг» остальных учеников. И то при этом непонятно, что делать с «вещественными доказательствами» ученичества В.М. Розина – работами, вошедшими в золотой фонд методологии ММК, в числе которых есть и написанные в соавторстве с Учителем.

Надо отдать должное – Лев Петрович действительно апеллирует к другим ученикам, совершая при этом еще одно беспрецедентное личностно-оценочное действие: объявляя В.М. Розина «врагом методологии». При этом он оговаривается: «Конечно, было бы куда более правильным, если бы Вашу позицию врага методологии зафиксировали Ученики Г.П. Но поскольку они этого не делают, то приходится мне». Лев Петрович, а Вы не задумывались, почему ученики Георгия Петровича не берутся судить В.М. Розина и какую ответственность предполагает принятие на себя такого бремени? Моя гипотеза состоит в том, что исходя из принципа единства и равенства закона для всех ученики, подвергающие суду кого-либо из своего круга, должны быть готовы подвергнуть такому же суду самих себя. Но сегодня, в ситуации, как я ее назвал в своей недавней работе, множественности «авторских» методологий, любой, кто принимает на себя экзистенциальный риск развития методологии, оказывается так же уязвим, как и В.М. Розин.

Так на каком же основании бремя судейства, отвергаемое учениками, принимается Львом Петровичем? Кстати, и В.М. Розин спрашивал его о том же, но он не понял глубины вопроса, решив, что это отговорка в стиле «сам дурак». Я не спрашиваю здесь о нравственных основаниях, полагая, что Лев Петрович – человек приличный и нравственность его при нем. Это не обсуждается. Я спрашиваю о том, какая позиция (в разъясненном выше функциональном смысле) позволяет ему одновременно исполнять по отношению к В.М. Розину роль следователя прокуратуры и судьи, для которого характерен печально знаменитый «обвинительный уклон»? Ведь «диверсия» и «враг» - это из арсенала правосудия по А.Я. Вышинскому, основывавшегося, в свою очередь, на прототипе инквизиционного процесса, которым завершалась уже не метафорическая, а вполне реальная охота на ведьм. Схема, которая стояла за этим процессом, подразумевала выделение канона (догматы Церкви, выраженные в каноническом праве), всякое отклонение от которого каралось как ересь.

Но позиция хранителя и издателя архива Г.П. Щедровицкого (та позиция, которую реально занимает Лев Петрович, дело весьма почтенное и нужное) – и позиция блюстителя «методологического канона» (не говоря уже о роли обвинителя в его нарушении) – это, согласитесь, не одно и то же. Да и методологический ареопаг, в силу наличия множественности «авторских» методологий, вряд ли сможет сейчас договориться о нормативном содержании канона. Впрочем, Л.П. Щедровицкий, хотя и высказывается категорически о том, чего понимает и чего не понимает В.М. Розин, на роль судьи вроде бы больше не претендует. В последнем своем тексте он уже хочет уподобиться мальчику, «устами которого глаголет истина». А еще он любит «методологически стреляться», что предлагал В.М. Розину, а теперь бросил перчатку мне.

Я принимаю этот вызов, но хотел бы напомнить свою изложенную в предыдущем комментарии нормативную позицию по поводу «дуэльного кодекса»:

«1) стрельба методологическая не должна превратиться в реальную, т.е. такую, которая подразумевает костры инквизации, а также любые формы унижения человеческого достоинства;

2) инквизиционный суд - т.е. такой, который мог бы отличить "подлинную методологию" от ереси, в нынешней ситуации невозможен ввиду отсутствия на этом свете субъекта, выступающего от имении Божьего, признаваемого непогрешимым и дающего такому суду духовную санкцию. В католицизме непогрешимым признавался Папа, в ММК после физической смерти ГП такого субъекта нет. Соответственно, придется придерживаться того принципа рациональной дискуссии между людьми, который К. Поппер называл «фаллибилизмом», или погрешимостью».

К этому мне нечего добавить – до тех пор, конечно, пока кто-то не нарушит или не усомнит предложенные правила J

***

«Открытое письмо» А.И. Субботина, несомненно, заслуживает серьезного содержательного разбора, который заставил бы меня выйти из позиции удерживающего правила методологической дискуссии, которую я занял в данном комментарии.

Выше я уже довольно много сказал про оценочные суждения, поэтому двигаться дальше мне будет легче, ибо «открытое письмо» А.И. Субботина наполнено оценками в адрес В.М. Розина не меньше, чем тексты Л.П. Щедровицкого. Правда, оценки эти не столько личностные, сколько идеологические и социально-типологические, благодаря чему письмо по жанру весьма напоминает достопамятную «критику буржуазной философии». Многие, наверно, помнят, что образчики подобного жанра, сделанные добротно, были преисполнены глубокого содержания – но, чтобы к этому содержанию прорваться, нужно было уметь читать текст как бы «сквозь» идеологические и прочие оценки.

Для тех, кто не застал данную практику или уже забыл, как это делается, рекомендую «метод замены категориальных рядов». На примере анализа текстов Л.П. Щедровицкого мы уже поняли, что «вранье» нужно заменять на «неправду», «врага» на «противника» и т.д. «Но этого делать никак нельзя, – возразил бы Лев Петрович. – Ведь смысл изменится!». Так ведь именно этого и нужно добиться: изменения смысла «ругательного» на «нейтральный», т.е. на нормальный, человеческий.

Попробуем проделать это на материале текста А.И. Субботина.

«Отличие обыденных форм массового сознания от интеллигентской в том, что массы потребляют массовую культуру, а интеллигенты её еще и делают.

Не рассматривая этого явления в целом, хочу только отметить то значение, которое оно имеет для тех людей, для которых задача самоутверждения становится самоценностью и самоцелью, т.е. для людей, сознание которых в определённой степени невротизировано. Для таких людей массовая культура становится единственной подлинной реальностью их жизни, настолько, что она и осознается, как такая, (т.е. как «единственно свободная реальность») и противопоставляется традиционной («несвободной»). В рамках науки возникают попытки обосновать эту реальность (как ни парадоксально и абсурдно это звучит). История этих попыток в европейской философии известна: Фихте, Штирнер, Ницше, Гуссерль, Хайдеггер и т.д.; последним по счету в этот ряд можно поставить и В. Розина» (конец цитаты).

Представим на минутку, что Фихте, Штирнер, Ницше, Гуссерль, Хайдеггер и т.д. – не хулимые «постмодернисты» (это обобщение А.И. Субботина ни в какие историко-философские ворота не лезет), а, как бы сказал В.М. Розин, «хорошие люди», т.е. достойные мыслители. Но тогда и «единственно свободная реальность», которую эти мыслители обосновывали, приобретет несколько иной смысл, не сводимый к представлениям о невротизированном сознании. В частности, смысл «свободы в мышлении». При этом задача самоутверждения также приобретет достойный философский смысл (вспомним о «Я по Фихте», о сверхчеловеке Ницше и т.д.).

Можно также отказаться от ругательного и вернуть подлинный понятийный смысл интеллигенции, функция которой действительно состоит в том, чтобы делать культуру, и не только массовую (А.И. Субботин же в итоге довел свое редукционистское дело до конца: сведя культуру, делаемую интеллигенцией, к массовой культуре, дальше он последнюю сводит к культуре Хама, то есть приравнивает интеллигента к Хаму). А если отказаться от попахивающего каким-то замшелым вульгарным материализмом противопоставления коммуникативных (экономических, социальных, социокультурных и др.) проблем и проблем духовных – то, глядишь, найдется вполне разумная трактовка ключевого для субботинской критики понятия «психообеспечение». И тогда в тексте начинают просматриваться весьма нетривиальные суждения. Вот, например:

«Между тем, причины возникновения разобщенности в методологическим движении достаточно банальны: это и построение собственного мировоззрения (позволяющего человеку самостоятельно судить обо всём и самому отвечать на любые вопросы), и социализация и институализация методологов (реализация экономической и социальной самостоятельности), и выход учеников в корифеи и учителя (реализация интеллектуальной самостоятельности), и осознание собственного направления как важнейшего среди других (реализация личной уникальности), и – самое главное в нашем случае – «психообеспечение». Кстати, В.М. Розин – автор теории психологических реальностей. Что, впрочем, еще не делает его постмодернистом. Во всяком случае, в попытках деконструкции всего и вся он замечен не был (равно как и Фихте, Штирнер, Ницше, Гуссерль, Хайдеггер и т.д.).

Впрочем, я уже увлекаюсь: ведь как содержательный менеджер сайта, несущий ответственность за соблюдение норм коммуникации, я должен занимать позицию беспристрастную и «равноудаленную» от спорящих сторон.

Не скрою, что содержательно моя позиция по многим пунктам близка к тому, что В.М. Розин называет «гуманитарно-методологической парадигмой» (а А.И. Субботин неправомерно отождествляет с постмодернизмом). Связывают нас, несмотря на разницу в возрасте, и дружеские отношения. Но в данном случае я не защищаю В.М. Розина, а лишь настаиваю на том, чтобы критика в его адрес была справедливой.

Вроде бы такое стремление декларирует и А.И. Субботин, завершающий свое «Открытое письмо» словами: «Я полагаю, что в вышенаписанном я считаюсь с личностью В. Розина не меньше, чем он считается с личностью ГП, когда пишет о нём». По сути, предлагается использовать принцип, известный в этике как «Золотое правило». Но на деле А.И.Субботин не следует этому правилу. В.М. Розин, говоря о человеке, которого по-прежнему считает своим Учителем, всегда начинает с его достоинств, несмотря на то, что сейчас Учитель стал для него оппонентом. Да и к другим оппонентам он всегда доброжелателен. Так почему же у А.И. Субботина (как и у Л.П. Щедровицкого) не находится в адрес В.М. Розина ни одного доброго слова?

 

***

И, наконец, о том, с чем я не могу согласиться в «Открытом письме» В.М. Розина. Опять-таки, ограничусь моментами, затрагивающими правила ведения методологической дискуссии. Как и в комментариях к текстам оппонентов В.М. Розина, особое внимание постараюсь уделить оценочным суждениям.

«Нельзя закрывать глаза, что все конкретные программы Г.П. по реформированию педагогики, семиотики, дизайна, психологии, науки не просто не были приняты представителями соответствующих дисциплин, а неправильны (как говорил Аристотель по отношению Зенона – «ошибочны»), именно с методологической точки зрения, - полагает В.М. Розин. - Методология обязана заново обсудить все конкретные программы Щедровицкого, поняв, почему они с треском провалились».

Если первое утверждение, хотя и не является общепринятым в методологии, подкреплено обоснованиями, данными в многочисленных работах В.М. Розина, то второе никак из него не следует и поражает своей оценочной безапелляционностью – вполне в духе Л.П.Щедровицкого. Ведь, строго говоря, даже о научно-исследовательских программах в области психологии и социологии, ориентированных на многократно раскритикованный (т.е. методологически «неправильный», «ошибочный») натурализм и естественнонаучный идеал научного знания, было бы совершенно неправомерно говорить, что они «с треском провалились». Во всяком случае сейчас, пока у этих программ есть сторонники. Но сторонники есть и у программ Георгия Петровича. Все дело в масштабе времени. А когда В.М. Розин говорит о «провале», то, скорее всего, он выражает свое личное неприятие чего-то другого. Чего же?

«…к сожалению, именно с этого периода [со второй половины 60-х годов – В.М.], но особенно в 70-е сообщество свободных мыслителей, в котором царил дух уважения друг к другу, уступает место коллективу, направляемому твердой авторитарной рукой Г.П.Щедровицкого. – пишет В.М. Розин. - На последних семинарах в офисе П.Г.Щедровицкого, я с изумлением наблюдал, как Петр в духе позднего учителя почти хамски разносил докладчиков».

Я сам был одним из тех докладчиков, которых, по мнению В.М. Розина, Петр «почти хамски разносил». Как свидетель и непосредственный участник ситуации заявляю, что имело место методологически жесткое, но корректное ведение семинара. Со стороны ведущего по отношению к докладчику – «ничего личного, только позиция». Позиция ведущего - в том функциональном смысле, который был описан выше.

Я согласен с В.М. Розиным в том, что это было «в духе позднего Учителя». Я не так много успел пообщаться с Георгием Петровичем, но однажды и мне от него перепало. К счастью, в то время (1987 год) я был еще студентом и мне не пришло в голову поставить под сомнение авторитет Учителя. Конечно, я очень переживал, но потом понял, что получил за дело. «Я от своего учителя старался не терпеть и более слабых нарушений профессиональной этики», - пишет далее В.М. Розин. Создается впечатление, что в то время как Л.П. Щедровицкий – своего рода «чемпион по толстокожести», который не чувствует проявления личного отношения там, где оно с очевидностью имеет место быть, В.М. Розин являет собой полную ему противоположность. Он «излишне раним» и находит нарушения профессиональной этики и ущемление личности там, где действуют обычные методологические правила организации коллективно-распределенного мышления. Надеюсь, что когда в свое время В.М. Розин вышел из семинаров ММК, на то были более серьезные причины. Иначе досадно.

Сразу предостерегу читателя от мысли, что В.М. Розин – это какой-нибудь хрупкий экзальтированный интеллигент, на которого «чихнуть нельзя». Хотя Вадим Маркович «излишне раним» в моральном отношении, он отнюдь не робкого десятка: «Что это за методология, у которой заснул или совсем атрофировался критический орган? – возмущается он по поводу все тех же семинаров Петра Щедровицкого. - Что это за методологическая школа, которая целый год обсуждает достижения ММК и культивирует канувшие в лету способы мышления?».

Видимо, В.М. Розин знает какой-то другой эффективный способ организации критики, кроме того, который сложился на семинарах ММК в культуре коллективно-распределенного мышления. А ведь обсуждение достижений ММК как раз и было задумано как коллективная форма рефлексивно-критического анализа методологии. Но В.М.Розин на это возражает: «Не дело самой методологии обсуждать свои достижения, это задача истории. И разве может методология не реагировать на животрепещущие проблемы современности?». Но как-то странно для методолога в такой форме противопоставлять историю и современность. Конечно, есть и всегда останется история, которую пишут историки. Но для методологии ведь выстраивание собственной истории – это еще и способ мыслить о будущем, продолжать себя, оставаясь актуальной и современной.

Вроде бы и Вадим Маркович с этим солидарен: «Методологам нужно критически проанализировать исходные идеи и предпосылки методологии, продумать, что такое методология вообще и какие задачи она может решать, переориентироваться на обслуживание формирующихся новых форм мышления в философии, науке и других интеллектуальных практиках», - пишет он. Вот и прекрасно, давайте вместе критически анализировать и т.д. «Однако методологическое движение, направляемое Петром Щедровицким, - полагает В.М. Розин, - как мне видится, всем этим не занимается. А чем? Пытается создать новый миф методологии, превратить живые, но уже отжившие формы методологической работы в средства решения коммунальных и политических задач».

Опять Петр Щедровицкий виноват. То семинар неправильно вел, а теперь все методологическое движение. Но ни анализа целей возглавляемого П.Г.Щедровицким движения, ни реконструкции форм работы, которые объявляются «отжившими», В.М.Розин не приводит. Кстати, создание «мифа методологии», на мой взгляд, весьма небесполезно для ее институционализации (если, конечно, мифом не подменяется сама методологическая работа).

Но что же Вадим Маркович? Он ведь заметный участник методологического движения, и явно не коммунальные и политические задачи решает. Он и критику производит, и анализ исходных идеи и предпосылок, и книги пишет – то есть делает важное и нужное дело, но движение в целом характеризует негативно. Значит, все дело в неприятии коллективных форм работы – наверно, не всех, а организованных форм определенного рода. Но для того, чтобы можно было понять, какого именно рода, судя по характеру дискуссии В.М. Розина с Л.П. Щедровицким и примкнувшим к нему А.И. Субботиным, еще не выработан язык. Задаче поиска такого языка и введению минимума необходимых различений и был посвящен данный комментарий.

С уважением ко всем участникам дискуссии,
Вячеслав Марача, содержательный менеджер сайта

 
© 2005-2012, Некоммерческий научный Фонд "Институт развития им. Г.П. Щедровицкого"
109004, г. Москва, ул. Станиславского, д. 13, стр. 1., +7 (495) 902-02-17, +7 (965) 359-61-44