eng
Структура Устав Основные направления деятельности Фонда Наши партнеры Для спонсоров Контакты Деятельность Фонда за период 2005 – 2009 г.г. Публичная оферта
Чтения памяти Г.П. Щедровицкого Архив Г.П.Щедровицкого Издательские проекты Семинары Конференции Грантовый конкурс Публичные лекции Совместные проекты
Список изданных книг
Журналы Монографии, сборники Публикации Г.П. Щедровицкого Тексты участников ММК Тематический каталог Архив семинаров Архив Чтений памяти Г.П.Щедровицкого Архив грантового конкурса Съезды и конгрессы Статьи на иностранных языках Архив конференций
Биография Библиография О Г.П.Щедровицком Архив
История ММК Проблемные статьи об ММК и методологическом движении Современная ситуация Карта методологического сообщества Ссылки Персоналии
Последние новости Новости партнеров Объявления Архив новостей Архив нового на сайте

Читая Сороса

Карнозова Л., Рац М.
p class="main"> Содержание. Введение. К характеристике культурно-исторической ситуации. «Основной вопрос философии». Типология общественных систем. Эволюция и развитие. К самоопределению в современной культурно-исторической ситуации. Приложение.

Введение

Уже больше года назад была издана на русском языке книга Джорджа Сороса «Советская система: к открытому обществу» (М., Изд. полит. лит-ры, 1991, 224 с.). Каких-либо откликов и рецензий, насколько нам известно, не последовало, и сам по себе этот факт кажется достаточно симптоматичным. Мысль Сороса движется в непривычном для советского1 читателя направлении, ее глубинные течения, похоже, не задевают позиций, вокруг которых разгораются в нынешнем СНГ основные конфликты. Для среднего читателя книга слишком сложна, многим профессионалам кажется дилетантской И напрасно.

На наш взгляд, это наиболее глубокое сочинение из опубликованных на русском языке по поводу «конца империи». Глубина мысли Сороса есть результат проблемной организации авторского мышления с ярко выраженной склонностью к рефлексии - с одной стороны, а с другой - результат личной деятельностной позиции. Сорос не только пережил тоталитарную систему (он еще в молодости эмигрировал из Венгрии), но и принял деятельное участие в борьбе с нею посредством организации сети фондов. При этом антитоталитарная и профессиональная (финансовая) деятельности Сороса объединяются общими методологическими основаниями, которые являются предметом обсуждения в книге и более всего нам интересны. Названные обстоятельства выводят автора книги на тот круг идей, которые стали предметом обсуждения в Московском методологическом кружке (ММК) - неформальном объединении методологов, родившемся в последние годы сталинской эпохи на философском факультете МГУ. За прошедшие сорок лет в результате деятельности ММК сложилась достаточно развитая система взглядов и представлений, получившая название системомыследеятельностной (СМД) методологии.

Таким образом, и автор книги, и рецензенты (вошедшие в ММК десять лет назад) представляют далеко не академическую науку, а некоторые, если так можно выразиться, частные предприятия в сфере свободной мысли, оказавшиеся при всем различии условий своего формирования достаточно близкими, хотя бы потому, что относятся к «неклассическому» подходу в современной европейской мысли. Настоящие заметки, впрочем, вряд ли можно считать рецензией: это скорее размышления по поводу, попытка самоопределиться по ряду позиций, зафиксированных в книге, и изложить собственные взгляды на сей счет. Наши цели при этом более или менее совпадают с теми, которыми руководствовался Сорос, когда писал свою книгу (с. 48): мы тоже хотим разобраться в некоторых вопросах собственного мировоззрения; как оказалось, те же самые вопросы занимают и автора книги. Так же, как и автор, мы хотим сформировать свое понимание этих вопросов, поделиться им с другими людьми и, если повезет, повлиять таким образом на ход событий в занимающей нас сфере мысли.

На наш взгляд, в книге обсуждаются четыре основные темы:

- типология общественных систем;

- теория истории в ее отношении к миру мышления и деятельности;

- пути в будущее бывших (ныне) СССР и «стран социализма», а также (в связи с этим) и стран Запада;

- основные мировоззренческие позиции, в первую очередь соотношение мышления и реальности (см. «Приложение: философские основы»).

Набольший интерес для нас представляют мировоззренческие вопросы, включая теорию истории, на них мы в основном и сосредоточим внимание. Что касается типологии общественных систем, то ограничимся обсуждением ее оснований: комментарии по поводу выделенных типов сформулированы нами в другой статье. Мы также не будем обсуждать ситуацию в СССР, которую анализирует Сорос: она канула в Лету за прошедшее с момента написания книги время (1989). К тому же текущую ситуацию в стране мы анализируем непрерывно и можем адресовать тех, кого она интересует, к публикациям в ежемесячнике общества «Знание» «Человек и природа» (1990-1992). Этот цикл публикаций задает вместе с тем тот деятельностный контекст (по крайней мере для одного из авторов настоящих заметок), в рамках которого мы читали и обсуждали книгу Сороса, и который симметричен первой главе его книги «Личное участие» (см. приложение к настоящей статье). Мы исходим здесь из принципа, сформулированного Соросом: «Писать - это значит действовать» (с. 10).

Настоящие заметки предельно субъективны, хотя соображения, лежащие в их основе, обсуждались на ряде заседаний одного из наших методологических семинаров в Москве весной 1992 г., и участникам семинара мы обязаны значительным уточнением своих позиций.

Мы хотим начать эти заметки с тех общих моментов, которые объединяют автора книги и рецензентов и столь существенны, что после первого знакомства с книгой у нас было ощущение, что мы готовы подписаться едва ли не под каждой ее страницей.

Прежде всего, мы хотим подчеркнуть, что книга Сороса по своему характеру методологическая: автор не просто излагает в отстраненной и объективированной форме результаты своих размышлений и наблюдений (как это принято в научном мире), но демонстрирует ход своей мысли и предъявляет свои основания.

Сорос связывает понимание переходных процессов, происходящих в СССР, с глубинными мировоззренческими вопросами, причем именно вопросами, а не ответами, ибо сами эти вопросы возникают в значительной мере под влиянием переживаемого момента. Точно так же и на наш взгляд: текущие трудности нашей страны, а с ней и всего мира не поддаются разрешению в рамках господствующих мировоззренческих установок и требует пересмотра представлений о мире в целом.

Основным вопросом, подлежащим пересмотру, оказывается вопрос о соотношении мышления и реальности2 - это второй тезис, который объединяет нас с автором, причем решение ищется (и Соросом, и нами в ММК) в конструкциях более сложных, чем привычные, особенно для советской философии, соотношения курицы и яйца.

Третье объединяющее начало, которое Сорос не формулирует как принцип, но осуществляет в своей деятельности, это стандартный для СМД-методологии образ действий - перевод теоретических затруднений из онтологического в оргдеятельностный план и обратно. Так, заинтересовавшись проблемой описания финансовых рынков и не найдя удовлетворительных ответов в теории, Сорос осуществляет (более, чем успешно) предпринимательскую деятельность в этой сфере, отталкиваясь от поставленных им проблем. Необходимость теоретического описания перехода социалистических стран от закрытого общества к открытому подвигла его к формированию и организации фондов в Венгрии, Польше, Китае, СССР. Деятельность фондов направлена на преодоление тоталитарного наследия. Затем он осмысляет результаты деятельности (своей и своих фондов) и переводит их в онтологический план, продвигаясь к искомым решениям. «В качестве практика я преуспел там, где потерпел неудачу в качестве теоретика. Мой практический успех придал мне смелости и завоевал мне некоторый авторитет, что позволило мне вернуться к попыткам облечь мой подход в теоретическую форму» (с.205).

В четвертых, наконец, нас роднят основополагающие ценности: в традиционной трактовке - ценности открытого общества, плюрализм и демократия, к которым мы можем добавить ценности критического абстрактного мышления, лежащего в основе открытого общества и противопоставляемого Соросом догматическому мышлению.

«Человек должен научиться мыслить в категориях не только реально существующего, но и того, что могло бы быть. В этом случае анализу подлежит не только сущее, но и бесконечный ряд возможностей» (с. 52). В своей книге Сорос осуществляет эту идею. Мы постараемся двигаться тем же путем, опираясь на разработки ММК [2, с.15-23] в надежде, что различия в наших позициях выявятся в ходе дальнейшей работы и будут продвигать нас вперед.

К характеристике текущей культурно-исторической ситуации

Определяющей особенностью современного мира является его разделение на группы «развитых» и «развивающихся» стран, и, обсуждая современную ситуацию в мире, необходимо прежде всего ответить на вопрос о природе и сущности такого деления. Апелляция к уровню хозяйственного развития и культуры в их связи с историей стран и народов несомненно важна, но кажется нам недостаточной. Мы солидарны с концепцией Сороса, связывающего тип общественного устройства с господствующим в обществе менталитетом - в значительной мере этой теме и посвящены наши заметки, - и думаем, что в основе указанного деления мира лежит именно различие в характере интеллектуальной жизни. Мы связываем успехи развитых стран с традицией критического мышления и европейского рационализма в самом широком смысле слова, включая и его «неклассические» модификации, а отставание стран третьего мира объясняем господством иных типов менталитета - традиционного, мифологического.

Из этого следует, что первый пункт самоопределения в современном мире есть выбор, по терминологии Сороса, типа собственного мышления, и мы полагаем, что, если речь идет именно о мышлении, то тип его выбирается, строится и выращивается искусственно-технически, а не просто наследуется, как тип сознания. Именно эта задача стоит, по большому счету, перед Россией.

Для нас лично здесь нет вопроса: мы сторонники критического мышления и открытого общества. Но у открытого общества есть свои проблемы, и, самоопределяясь указанным образом, мы делаем эти проблемы своими собственными. Поскольку Россия собирается, наконец, строить открытое общество и восстанавливать у себя то, что Хайек назвал «расширенным порядком человеческого сотрудничества» [13], постольку проблемы Запада становятся и ее проблемами - не сегодня, так завтра, и это завтра - не за горами, если даже по должности прагматически ориентированный Е.Гайдар пишет: «Центр тяжести в выборе путей развития смещается со вчерашнего вопроса о том, идти ли в рынок... к альтернативе завтрашней: куда с рынком?» («Известия», 19.08.92).

Вообще постановка проблем осуществляется в движении от общего к частному, от будущего к настоящему, и именно этим путем мы будем двигаться к осмыслению собственных трудностей и стоящих перед нами вопросов. Приведем несколько цитат из книги Сороса. Демократии «не хватает определенной программы, четко обозначенной цели... Как только люди получают свободу преследовать альтернативные цели, они сталкиваются с необходимостью решать, каковы же их цели. И вот здесь критический подход не вполне удовлетворителен» (с. 76);

«...когда требуется выработать надежную систему ценностей, критический подход бесполезен... В качестве свершившегося факта открытое общество может оказаться гораздо менее желанным, чем оно представляется тем, для кого еще является идеалом» (с. 92). Оно страдает от «дефицита целей». «Я вовсе не хочу сказать, что нельзя найти совсем никакой цели, но только то, что каждый индивид должен искать и находить свою цель в себе и для себя» (с. 94).

Состояние же неопределенности, необходимость перманентного самоопределения и выбора целей в динамично меняющихся обстоятельствах для большинства людей нестерпимо мучительны. Именно отсутствие такого бремени, как пишет Сорос, выгодно отличает закрытое общество с его общеобязательными догмами и знаменитой «уверенностью в завтрашнем дне» от открытого.

В связи с распадом советской империи «мы (т.е. Америка - Л.К., М.Р.) теряем самый надежный ориентир нашей внешней политики - врага, через которого мы могли определить самих себя» (с. 178). Мало этого (следующее замечание кажется нам особенно важным): «Сами по себе люди - очень непрочный фундамент для того, чтобы строить на нем систему ценностей, достаточную для поддержания структуры, которая их переживет, и которая должна представлять большую ценность в их глазах, чем их собственная жизнь и благосостояние. Однако подобная система ценностей нужна для того, чтобы поддержать открытое общество» (с. 95).

У здравомыслящих людей в России и странах содружества сегодня нет таких трудностей с целями и идеалами: ясно, что нам нужно построить открытое общество, и это вряд ли удастся сделать за время жизни одного поколения. Но политические дискуссии о путях России в будущее вплотную примыкают к поставленной Соросом проблеме, и эту тему мы далее обсудим специально.

Что касается западного мира, то Сорос предлагает обернуть ситуацию: для этого нужно положить идею открытого общества как ценность и идеал. Тогда «практически все политические надежды человечества могут, наконец, реализоваться. И можно не только закончить «холодную войну» между двумя противоположными социальными системами, но и раздражающий недостаток открытого общества - отсутствие цели - может быть преодолен, по крайней мере, для нашего поколения. Концепция Европы как открытого общества... дает западному обществу то, чего ему так не хватает: идеал, который может зажечь воображение народа и направить его энергию в созидательное русло. Он заполнит собой ту пустоту, которая сегодня находится над сферой личных эгоистических интересов его членов. Он также позволит человечеству в духе сотрудничества подойти к решению экологических проблем, которые начинают угрожать самому его существованию» (с. 157-158).

Локально («для нашего поколения») с предлагаемым решением трудно спорить. Но столь же очевидно, что проблемы «дефицита целей» и нестабильности, как имманентные проблемы открытого общества, таким образом не снимаются. Конечно, каждое поколение (как и каждый народ, каждое сообщество, каждый человек) должны вырабатывать собственные цели и ориентиры. Но вместе с тем тяга к глобальным идеалам, задающим объемлющие рамки для локальных целей, заложена в человеческой природе. Совсем другой вопрос, как эти идеалы использовались фактически. Между свободно выбираемым идеалом и навязываемой догмой лежит пропасть. Мы говорим здесь об идеале по понятию, как о бесконечно удаленной, недостижимой цели, как о путеводной звезде, которая помогает сориентироваться, но остается звездой. К тому же в отличие от звезды идеалы историчны: они меняются по мере нашего движения.

У нас есть такой идеал, и мы, никому его не навязывая, готовы обсуждать его со всеми желающими, ибо считаем, что он снимает указанные Соросом трудности. В качестве такого идеала мы предлагаем, во-первых, идею развития и, во-вторых, идею устойчиво развивающегося общества.

Речь идет о том, чтобы использовать потенциальные возможности, заложенные в открытом, свободно эволюционирующем обществе. Это важнейший пункт, в котором представления СМД-методологии позволяют существенно дополнить концепцию Сороса в направлении разработки остро дефицитной сегодня «приемлемой теории роста самоорганизующихся сложных систем» (с. 153).

На наш взгляд, нужно говорить о двух теориях: теории эволюции и теории развития. Здесь мы сталкиваемся с тем обстоятельством, которое недавно подчеркивал Ю.Н.Афанасьев: необходимости освоения (мы же говорим о построении) понятий, с помощью которых мы пытаемся преодолеть прошлое, осознать настоящее и заглянуть в будущее... «Все конвульсивные действия администрации... в значительной мере объяснимы слепотой, проистекающей из-за непросветленности многих наших насущных понятий и проблем» («Независимая газета». 2.04.92). Сказанное заставляет обратиться к «рефлексивной теории истории» Сороса и тем философским основаниям, которые вынесены им в Приложении к книге, но которые, по его замечанию, являются не заключением исследования, а скорее его началом (с. 202).

«Основной вопрос философии»

«То, что я хотел бы здесь предложить, - пишет Сорос, - сводится к следующему: мышление и действительность всегда слишком далеко разводились в стороны. Мышление является частью действительности. Вместо того, чтобы рассматривать их как отдельные категории, нам нужно посмотреть на них как на часть и целое с присущими им отношениями. Этот подход будет отличаться от подхода классической философии» (с. 200). В результате оказывается, что «действительность уже больше не является некоей данностью. Она формируется в ходе того же процесса, что и мышление участников: чем сложнее мышление, тем сложнее становится и действительность. Но мышление не может вполне догнать действительность: действительность всегда богаче, чем наше понимание. Мышление взаимодействует с событиями, но мышление также взаимодействует с мышлением других людей, и существуют события, о которых люди вовсе не думают. Действительность обладает способностью удивлять, а мышление обладает способностью создавать. Таковы черты интерактивной и открытой системы, называемой действительностью» (с. 214).

С нашей точки зрения, Сорос предлагает здесь принципиально новую постановку проблемы, известной у нас как «основной вопрос философии». В противоположность традиционной ее постановке в форме вопроса о первичности материи или сознания, он предлагает рассматривать структуру отношения мышления и реальности. Традиционный вопрос о «первичности» в такой постановке просто теряет смысл.

Развиваемую Соросом концепцию можно представить в виде схемы:

Концепция Сороса

Он трактует рефлексивность как влияние реальности на мыслительный процесс и называет это влияние когнитивной функцией мышления, а воздействие мышления на реальность называет функцией участия. «Ясно, что две функции соединяют мышление и действительность в противоположных направлениях: в когнитивной функции данным является действительность, а мышление как-то к ней относится; в функции участия мышления должно быть константой (независимой переменной - Л.К., М.Р. ), а действительность-зависимой переменной. Однако, одновременное действие двух функций превращает различие между мышлением и действительностью в иллюзию: то, что должно быть чисто мыслительным процессом, также становится частью действительности» (стр. 204).

В рамках представлений СМД-методологии эту схему можно интерпретировать дважды, как сказали бы биологи, онтогенетически и филогенетически, т.е. реконструируя ситуацию конкретного действия и формирования объекта этого действия, с одной стороны, и историю формирования нашего мира в его целостности, с другой. В Приложении Сорос акцентирует свое внимание на онтогенетической интерпретации, заменяя действительность вообще конкретным «событием» и обращая тем самым обсуждаемую схему в организационно-деятельностную, которую он использовал на финансовом поприще (с. 206). Такая замена, вроде бы, позволяет ему избежать трудности, связанные с неопределимостью «объективного аспекта» реальности, который, согласно схеме, должен включать в себя субъективные представления участников происходящего.

При всей эффективности такого хода он оставляет у нас чувство неудовлетворенности: остается невыясненным, что категориально подразумевается под «событием» при том, что оно одно, а представлений участников о нем много: ведь на той же странице говорится, что «каждый субъективный аспект должен также иметь свой объективный аспект, раз мышление участников является частью ситуации» (с. 205). А частью «события» оно уже не является?

Мы полагаем, что эта трудность заложена изначально в избранных Соросом категориальных средствах анализа: трактовке мышления и реальности, как части и целого. И то, вообще-то принципиальное, обстоятельство, что речь идет не о части и целом в механическом смысле, а о рефлексивных отношениях охвата и отображения, этой трудности не снимает. Обсуждая ранее [10] эту тему и основываясь, как и Сорос, на структурном принципе, мы использовали разработанные в СМД-методологии системные представления [15], предполагающие в своей современной модификации «разложение» любого объекта на пять уровней (снизу вверх):

- материала,

- его организации (морфологии),

- структуры связей,

- функциональной структуры и

- системообразующего процесса.

Категория материала (не путать с материей!) и есть, на наш взгляд, средство ухватить ускользающий «объективный аспект» реальности. Материал в нашей схеме оформляется и структурируется мышлением и деятельностью (мыследеятельностью), и вся «пятислойка» предстает как аналог простейшей (двухслойной) схемы Сороса, как системное представление объекта, выполняющего ту же функцию локализации, которую у Сороса выполняет «событие» (рис. 1-Б).

Итак, в нашем варианте мыследеятельность трактуется как процесс, живущий на материале и оформляющий этот материал3. Иначе говоря, объекты не существуют сами по себе в материале, как внеположенные и предзаданные нам, а появляются в результате мышления и деятельности, как результат оформления материала. При этом объект, действительно, включает в себя субъективные представления участников события, которые мы называем предметными. А поскольку на практике мы имеем дело только с представлениями участников, выделение и прорисовка объекта (объективация) каждый раз представляет собой нетривиальную задачу.

Но не исчезла ли в нашей схеме реальность? Нет. Реальность у нас объемлет всю систему: это место, где реализуются наши замыслы, место, которое заполняется исторически - по мере оформления все новых пластов материала нашим мышлением и деятельностью. Это, следовательно, тот плацдарм, где существует и мышление с деятельностью, и материал, на котором мышление и деятельность развертываются. Таким образом, наша трактовка реальности отличается от соросовской в том отношении, что мы различаем место (которое и называем реальностью) и его наполнение - мыследеятельность и материал, отношения между которыми описываются схемой Сороса.

Но при этом надо еще иметь в виду, что материал живет по своим собственным законам (их-то и изучает естественная наука), и мы можем говорить о реальности, как месте, где наши замыслы искусственно-технических преобразований сталкиваются с естественными законами жизни материала. При этом либо мы преодолеваем естественное сопротивление материала и оформляем его по-своему, либо подчиняемся естественным тенденциям эволюции и законам жизни материала. В последнем случае система как бы переворачивается, и наша интеллектуальная жизнь сама оказывается оестествляемым материалом, а мы - в конечном счете - "навозом истории". В этом случае тезис К.Маркса о бытии, определяющем сознание, оказывается вполне точным.

Тот или иной сценарий из этих двух реализуется, прежде всего, в зависимости от нашего отношения к миру и практикуемых нами подходов. Познавательное отношение к миру и естественнонаучный подход реализуют первый сценарий. Преобразовательное отношение, искусственно-технический (или - обобщенно-деятельностный подход) является условием реализации замыслов и составляют идейную суть методологической программы. В этом смысле можно считать, что методология исходит из другого известного тезиса Маркса об изменении мира4, но мы снимаем его посредством локализации: изменять мир можно и нужно (таков, в частности, экологический императив), но делать это можно только частично.

С одной стороны, деятельностный подход предполагает наличие субъекта, того, кто задумывает и осуществляет преобразование. Эта фигура есть предприниматель точно в том смысле, который вкладывал в это понятие И.Шумпетер [14]. Но если это не Господь Бог, то его возможности ограничены, и он не может осуществлять тотальную перестройку мира! С другой стороны, как следует из принятой схемы, мы бессильны изменить мир, поскольку не можем выйти за его рамки, а оставаясь внутри, можем в лучшем случае осуществлять локальные преобразования, сообразуясь при этом с объемлющим целым. Это принципиальное ограничение нашей свободы, которое было ранее сформулировано К.Поппером [24], но здесь важно, что оно логически следует из схемы рис.1. Далее мы специально обсудим, как влияет это ограничение на идеологию развития.

Идею "рефлексивной петли" Сороса мы интерпретируем через идею В.Лефевра о «части, рефлексивно охватывающей целое» [1]. А вот идеи о цикличности рефлексивного выворачивания мышления у нас не было. «Клетку» в нашем варианте мы не развернули в живую ткань. Сделаем это теперь, попутно уточняя соображения, высказанные в работе [10]: на каждом шаге рефлексивного выворачивания мышления взятое целиком «старое наполнение реальности» занимает место материала в новой системе мышления и деятельности. При этом «старое мышление» оестествляется и умирает, обретая формы «менталитета», или «сознания» (а мыследеятельность, соответственно, превращается в деятельность, воспроизводящуюся в дальнейшем по отделившимся и окостеневшим культурным нормам). Мир предстает перед нами как мир мышления и деятельности в их историческом развертывании, и, добавим теперь, в их реализации. И мы надеемся, что этот старый тезис СМД-методологии приобретает новое звучание в данном контексте.

Но мышление и мыследеятельность только и могут существовать в непрерывной переработке и освоении нового материала, т.е. в постоянно повторяющихся циклах рефлексивного выворачивания. Если этот процесс искусственно приостанавливается, мышление уходит в подполье, и пораженное этим как болезнью, отделенное от мышления общество обречено на застой и загнивание.

Такова судьба всех закрытых обществ с их догматическим менталитетом, и подлинный смысл горбачевской перестройки по большому счету состоит как раз в раскрепощении мысли.

В концепции Сороса расхождение между субъективным и объективным аспектами реальности выступает в качестве основного движителя перемен, и это кажется нам бесспорным. Но возникает желание обсудить причины и источники этого расхождения, которое автор связывает с несовершенством человеческого понимания. Разделяя тезис о несовершенстве понимания (и, следовательно, отнюдь не претендуя на бесспорность развиваемых соображений), мы думаем, что этот тезис не исчерпывает вопроса. За «несовершенным пониманием», трактуемым как движитель перемен, стоит различие «искусственного» и «естественного». Первоисточник перемен - расхождение между естественной жизнью материала и тем искусственным началом, которое привносят в мир мышление и деятельность. Это не противоречит схеме Сороса с ее функцией участия, но, на наш взгляд, существенно обогащает наши представления. В этом пункте СМД-методология прошла дальше за счет разработки категорий деятельности и мыследеятельности, с одной стороны, и категорий естественного-искусственного - с другой.

Вообще говоря, замыслы преобразований, реализуясь, нарушают естественный ход событий независимо от совершенства или несовершенства нашего понимания. При этом сам замысел возникает в результате неудовлетворенности естественным состоянием дел, и опять же неважно, «правильно» ли мы это состояние понимаем и оцениваем: так или иначе оно будет изменено в результате действий, реализующих наши замыслы.

При этом, однако, сама апелляция Сороса к «несовершенному пониманию» является, на наш взгляд, принципиальной. В принятой нами схеме мышление не может адекватно ухватить материал в силу того, что он не равен самому себе, ибо трансформируется самим актом мышления. Отсюда и возникает понимание, по мысли Сороса, охватывающее все происходящее в реальности в противоположность мышлению. Мышление дает точное знание, но оно всегда частично и всегда отстает от происходящего. Понимание целостно, но оказывается по необходимости несовершенным сравнительно с точным знанием. По-видимому, Сорос имеет в виду примат понимания над мышлением и порождаемым им знанием в качестве интеллектуального основания наших решений и действий. Действие строится в соответствии с пониманием, обеспечивающим не истинность, но осмысленность знания.

Заметим кстати, что интенция к утверждению примата понимания над мышлением в указанном смысле прослеживается и в дискуссиях ММК последних лет. Эти дискуссии исходят из схемы мыследеятельности и различения пяти интеллектуальных функций [20;23]. У Сороса нет жесткого различения мышления и понимания (если это не дефект перевода), но по смыслу приведенная реконструкция его представлений кажется нам правдоподобной. При всех условиях мы видим здесь предмет специального анализа, в частности, в направлении возможного соотнесения понимания с эволюцией и мышлении с развитием (об этом см, далее).

Так или иначе, основным источником и движителем перемен оказываются мышление и действия «участника», а несовершенное понимание выступает как встроенное в механизм принимаемых решений и действий, если угодно, как их необходимое условие. Это условие необходимо учитывать, и оно учитывается за счет особой организации мышления и деятельности, в первую очередь, посредством таких типов мыследеятельности как мониторинг и авторский надзор [7], а также политической организации мыследеятельности, в том числе различных форм «демократии участия», встраиваемых в работу по программированию и реализации программы.

Короче, мы согласны с Соросом в том, что «несовершенное понимание» есть определяющая черта нашего мира, которая по смыслу дела не может быть преодолена теоретически. Наш удел и наша судьба пребывать в условиях неопределенности, и перманентное самоопределение - единственное занятие мыслящего человека, дающее последнее основание для осмысленных действий. Как бы это решение не было трудно, любые другие суть обман и самообман. Сообщество, потерявшее способность (или лишенное возможности) критически мыслить и на этой основе принимать решения и осуществлять действия, обречено, ибо рефлексивно-критическое мышление есть единственный способ охвата и ассимиляции наполнения реальности.

Другого способа охватить целостность люди пока не придумали, и крах социализма есть еще один аргумент, подсказываемый нам историей в пользу этого утверждения. Но «исторический опыт показывает, что было много случаев в прошлом, когда подверженность человеческой мысли заблуждениям была широко признана, и служила в качестве организующего принципа общества, однако за этими случаями последовали другие, где определенный набор идей принимался как неопровержимая истина и никакое несогласие не терпелось. Почему же история должна измениться в будущем?». 217).

Мы еще вернемся к этому вопросу, он представляется нам очень интересным. Пока же посмотрим, отправляясь от сказанного, на основные типы общественных систем: этой теме посвящена значительная часть книги Сороса.

Типология общественных систем

Дж.Сорос выделяет три типа обществ, соотнося их с разными типами мышления. Это

- органическое общество, где господствует традиционное мышление;

- открытое общество с критическим способом мышления;

- закрытое общество, характеризующееся догматическим типом мышления.

Сорос прав: тип общественного устройства связан с человеческой мыслью, но связь эта представляется нам более сложной. В соответствии со сказанным ранее мы разделили бы здесь мышление в точном смысле слова (мышление отнюдь не является обязательным атрибутом общества) и менталитет как господствующий стиль интеллектуальной жизни, а так же мышление и его продукты: идеалы, программы, представления о возможном устроении общества5. С учетом этих различений можно описать процесс изменения общественного устройства как искусственно-естественный. Исторический опыт (и, самое забавное, в первую очередь, опыт истории социализма) свидетельствует [8], что акт мысли, критически анализирующей существующий порядок вещей и вырабатывающей программы его преобразования, предшествует новому устроению общества и умирает в ходе осуществления порождаемых им идеалов и программ. Типу возникающего общества соответствует господствующий тип менталитета, т.е. особенностей интеллектуальной (или псевдоинтеллектуальной) жизни общества, в которой собственно мышление появляется и проявляется спорадически в связи с ростом неудовлетворенности сложившимся положением дел.

Такова связь типологии общественных систем с нашими мировоззренческими основаниями. Но здесь нас интересуют, в первую очередь, основания самой этой типологии.

Сорос конструирует эти идеальные типы, насколько можно понять из текста книги, на основе прямого усмотрения. Нам эта ситуация удобна для демонстрации возможностей СМД-методологии. Покажем, что соросовскую типологию можно логически вывести и выстроить, исходя из разработанных Г.П.Щедровицким представлений о сферных процессах и сферной организации социума [см. 8: 11, N 6], и от понимания «искусственного» и «естественного» не как имманентных характеристик натуральных объектов, а как особой категории, призванной организовать наше мышление, картину мира и способы представления объектов [6, N 2].

Множество сферных процессов может быть поделено на три группы:

1. воспроизводство, производство и функционирование;

2. отмирание старого и зарождение нового;

3. организация, руководство и управление (ОРУ).

В первую группу мы поместили процессы, обеспечивающие стабильное существование общественной системы. Важнейшим из них является воспроизводство, позволяющее идентифицировать общественную систему как тождественную самой себе. Во второй группе объединены процессы, связанные с обновлением, со структурной перестройкой системы, взятые в естественном полагании, как протекающие спонтанно. Наконец третья группа, в отличие от двух первых, включает процессы (ОРУ), привносящие в систему искусственное, мыслительное начало, способное, вообще говоря, менять как течение всех прочих процессов, так и структуру системы.

При таком делении мы можем считать процессы, принадлежащие разным группам, взаимно независимыми, что позволяет изображать их как ортогональные друг к другу, задавая тем самым пространство для анализа возможных типов общественного устройства и характерных для них процессов. Обозначим эти переменные для краткости, как это принято в математике, соответственно через X, Y, Z . (рис 2). Поскольку ввести какую-нибудь метрику в данном случае трудно, мы будем иметь дело не с функциями, а со «связками» переменных, которые легко интерпретируются в общеизвестных терминах. Связка XY при Z=0 (т.е. «равнодействующая» процессов первых двух групп) называется эволюцией; связка ХZ при Y=0 - регулированием, а связка УZ при Х=0 - перестройкой. Любая точка R, находящаяся внутри трехмерного пространства ОХYZ, будет изображать сферно организованное общество, в котором одновременно протекают все сферные процессы (таково его определение), а вектор ОR будет изображать развитие.

Таким образом, на рисунке развитию отвечает любой вектор, идущий из начала координат внутри пространства ОХYZ при условии, что ни одна из его проекций не равна нулю (т.е. он не должен проходить ни в одной из плоскостей: ХY, YZ или XZ).

Мы можем еще договориться о том, какое направление изменений (эволюции, перестройки и развития) мы будем считать прогрессивным, положительным, а какое, наоборот, отрицательным, регрессивным (в предположении, что такое деление в принципе возможно). Мы будем считать, используя самые общие представления об эволюции [5], положительными изменения, которые ведут к умножению ресурсов, росту многообразия, числа степеней свободы и усложнению системы и, наоборот, отрицательными - связанные с обеднением многообразия, «проеданием» ресурсов, уменьшением числа степеней свободы и упрощением системы. Поскольку в нашей системе координат знаки изменений никак не фиксированы, можно условиться, что положительное направление будет совпадать с направлением осей Y (отмирание старого, зарождение нового) и Z (ОРУ). Заметим, кстати, что необходимость конвенции свидетельствует о дефициентности нашей системы координат с точки зрения понятия развития.

Теперь можно вернуться к типологии общественного устройства. Горизонтальная плоскость ХОY при Z=0 характеризует общества, лишенные целенаправленного мыслительного, искусственно-технического начала. Такой тип общества Сорос называет органическим и характеризует его предельно точно (с. 60-64).

Органическому обществу противостоят в схеме два других «плоских» типа общественного устройства. Плоскость УОZ характеризует нежизнеспособную, но время от времени возникающую организацию, которую, вспоминая Троцкого, можно назвать «перманентной революцией»: здесь господствует искусственно-техническая перестройка при выключенных процессах жизнеобеспечения, т.е. воспроизводства, производства и функционирования (X = 0).

Типология общественных систем

Геометрическая интепретация типологии общественных систем.

Открытому обществу отвечает пространство, заключенное между плоскостями ХZ, XY, YZ; R - развитие.

Близкие по типу ситуации, действительно, возникают во время революций: что-то похожее переживает последние годы и наша страна благодаря «революционности» перестройки и ее продолжения.

Если, следуя Соросу, попытаться определить особенности «революционного мышления», то мы назвали бы его нерефлексивным. Именно поэтому революция пожирает своих наиболее увлекающихся детей. Именно поэтому она всегда обманывает возлагавшиеся на нее надежды (это подчеркивал еще в 20-х гг. Н.Бердяев). Именно поэтому в революционном котле нет и не может быть политики, а есть только политиканство: революция не нуждается ни в регулировании оргуправления, ни в оестествлении искусственных воздействий, она рубит сплеча. Но и это убогое мышление в лучшем случае присуще лишь вождям революции. Скорее всего это «остаточное» мышление - последние его судороги, вслед которым идут эпигоны, подражающие мыслителям, подготовившим революцию (сравните Вольтера и Руссо с Робеспьером и Маратом, Маркса с Лениным, а затем Сталиным). О революциях написана целая библиотека. Но «революционерство», как особый тип действий (деятельности?) требует, конечно, специального анализа.

Вторая противостоящая органическому обществу система - закрытое общество - тоже точно охарактеризовано Соросом (с. 97-102). На схеме закрытым обществам отвечает плоскость ХOZ: в таком обществе запрещены структурные перестройки, даже естественные (Y = 0). Соответственно под запретом оказывается предпринимательство в любых его проявлениях. Процессы производства, воспроизводства и функционирования жестко регулируются, регулирование оказывается здесь единственной и всепоглощающей формой управления.

Геометрическое место, изображающее открытое общество (где господствует, согласно Соросу, критическое мышление или, по Хайеку, «расширенный порядок человеческого сотрудничества», соединяющий нормы морали с рыночными отношениями), в нашей схеме - объем OXYZ (исключая ограничивающие его плоскости). Это, следовательно, свободно развивающиеся, на данном этапе истории сферно организованные общества. Но это в потенциальных возможностях данного идеального типа. Мы не будем здесь описывать его преимущества (они понятны как антитеза охарактеризованным выше предельным случаям, описаны Соросом, Хайеком, Поппером и многими другими, начиная с Адама Смита), а подведем некоторые итоги.

Выведенные типы суть социокультурные типы общественных систем. Если первый (органическое общество) являет собой отправную точку истории, а второй (революционная организация) есть не более, чем переходная форма, то открытое (демократическое) и закрытое (тоталитарное) общества - это те два полюса, движение между которыми фиксируется на протяжении всей человеческой истории и отмечено такими классическими вехами (конечно, только приближающимися к идеальным типам), как республиканские Афины и восточные деспотии, Рим в период расцвета и на закате империи. В XX в. противостояние этих систем было рафинировано в форме «капитализма» и «социализма» с его национал-социалистической разновидностью.

Последняя формулировка имеет не только теоретические основания: документально установлено, что в результате договоренности союзником СССР во второй мировой войне должен был стать фашистский рейх, и только «вероломство» Гитлера помешало реализации этого сталинского плана («Независимая газета», 3.07.92). Союз двух тоталитарных систем был бы совершенно естественным, так же как в послевоенные годы именно противостояние форм организации общества, их социокультурных типов стало сутью оппозиции СССР и Запада, лишь вуалировавшейся идеологическим флером. Конец этого противостояния обозначил переход к новой исторической эпохе, на которую мы смотрим не так оптимистически, как Фрэнсис Фукуяма [12] - к этому вопросу мы еще вернемся.

Во избежание недоразумений вслед за Соросом подчеркнем, что идеальные типы общественного устройства, разумеется, не реализуются в чистом виде. В истории мы имеем дело не с "плоскостями" XY, YZ и ХZ: что-то производится и в ходе «перестройки» (мы пока не умерли с голоду), что-то менялось и при "развитом социализме" какая-то инициатива появлялась и в органическом обществе. Обсуждая именно идеальные типы общественного устройства, мы тем самым расчищаем плацдарм для науки, которая исследует идеальные объекты, а не феноменальную данность. Пока эти идеальные типы только намечены, но фиксация основных процессов (эволюции, регулирования, перестройки и развития) позволяет приступить теперь к их системной проработке и системному представлению.

Что касается истории, то, как замечает Сорос, бессмысленно пытаться подгонять историю к этой схеме (с. 109). Здесь нужна другая типология: не социокультурная, а культурно-историческая, наподобие знаменитых, но безнадежно устаревших "общественно-экономических формаций" марксизма, где учитывались бы дополнительно хозяйственные, экономические и культурные факторы. Это тема специальных исследований и разработок в духе О.Шпенглера и А.Тойнби, на которые мы можем лишь указать.

Типология общественных систем позволяет с полной ясностью ставить вопрос о выборе наших путей в будущее, тот вопрос, ответ на который современная философия (в отличие от марксизма) не зря считает своей основной задачей. К этому вопросу мы и переходим.

Эволюция и развитие

Мы отталкиваемся, как и Дж..Сорос, от известных представлений об эволюции, связанных с работами И.Пригожина [5] и так называемой теорией хаоса, в которых эволюция рассматривается - в нашей интерпретации - как полипроцесс, т.е. как констелляция множества элементарных процессов (монопроцессов), направление течения которых (как и характер взаимосвязей) меняется во времени. В результате «законы эволюции» сами оказываются изменчивыми, выступают как часть эволюционирующей системы, и эволюция оказывается незаконосообразной. Именно подобного рода естественной эволюции (эволюции-1) подвержено органическое общество (на равных правах с миром растений или животных). Но ситуация коренным образом меняется, если и когда в обществе появляются источники искусственного возмущения - мыслящие и действующие лица, личности. Эволюция общественных систем (а органическое общество оказывается лишь их эмбрионом) отличается от естественной эволюции рефлексивностью и активностью составляющих их элементов. «К системам с мыслящими участниками надо относиться не так, как к системам, не обладающими разумом» (с. 154). Их эволюция носит уже не чисто естественный (Е), а естественно-искусственный (Е/И) характер, что позволяет нам говорить о качественно иной системе (эволюции-2).

Здесь мы сталкиваемся с видимым противоречием: обсуждая открытое общество, мы говорили о развитии как важнейшем и характернейшем для него процессе (рис. 2). Теперь можно уточнить это положение и продвинуться еще на шаг вперед. «Эволюция-2» и «развитие» на рисунке изображаются одним и тем же вектором R, но это лишь свидетельство дефициентности нашей схемы по отношению к понятию развития (о чем мы уже говорили): «эволюция-2» и «развитие» отнюдь не синонимы. Чтобы различить их, нужно еще разобраться с подходами. При традиционном в науке понимании эволюции как законосообразного и в этом смысле детерминированного процесса рамка эволюции предполагала, строго говоря, пассивное следование за естественным ходом вещей, направляемым «законами природы». Человек рассматривался как часть природы, и любые его действия должны были быть детерминированы теми же законами. Здесь было заложено глубинное противоречие, ибо даже простое приспособление к меняющимся условиям предполагает свободу воли и возможности выбора разных способов действия.

Мы не будем касаться философской традиции обсуждения этой проблемы. Заметим только, что фактически созерцательному отношению к миру, естественнонаучному подходу всегда противостояли преобразовательное отношение и искусственно-технический подход, в котором реализовывалась идея свободный воли. За две с половиной тысячи лет философских дискуссий это противоречие не было преодолено и оставалось одним из движителей философской мысли. При этом искусственно-технический подход так никогда и не был рафинирован как таковой, как симметричный и оппозиционный естественнонаучному. (Технические науки поэтому до сих пор не имеют проработанной онтологической базы). Здесь нельзя не вспомнить еще раз упомянутый выше тезис Маркса, об изменении мира, однако приходится заметить, что он соединился с принятой марксизмом, но не совместимой с этим тезисом естественнонаучной картиной мира, базировавшейся на идее закономерной эволюции и, по сути дела, запрещавшей такое изменение мира. Именно в этом противоречии мы видим основную причину трагической истории марксизма: революционный метод несовместим с закономерно эволюционирующим обществом.

В рамках эволюционных представлений преобразовательная активность Человека рефлектировалась как «частичная инженерия», противопоставляющаяся идеям холизма (в том числе и марксизма), претендовавшего на тотальные перестройки [24]. Мы можем добавить к этому, что, если подрядиться осуществлять соответствующие локальные преобразования, то надо позаботиться о встраивании (или даже «приживлении») обновленных элементов в жизнь эволюционирующей системы посредством специальных процедур оестествления. Здесь нужны равным образом как технические знания, обеспечивающие само обновление, так и естественнонаучные знания о законах эволюции системы в целом.

К.Поппер в ставшей классической работе [24] подвел итог предшествующим дискуссиям и сделал первый шаг к современному пониманию проблемы. Второй шаг связан с работами И.Пригожина [5], а также пониманием эволюции как незаконносообразного полипроцесса, в котором свобода воли человека впервые находит свое законное место, а вечная проблема свободы воли приобретает в связи с этим совсем новые очертания (см. ниже). Здесь также нужно упомянуть Ф.А.Хайека, обсуждавшего этот круг вопросов на материале человеческого общества, книге которого [13] мы в значительной мере обязаны своим пониманием сложившейся ситуации.

Итак, любые наши замыслы и реализующие их действия с необходимостью оказываются элементами эволюции-2. Эволюция ассимилирует наши действия, нередко обессмысливая их или поворачивая вовсе неожиданным для нас образом. Так, неуправляемый научно-технический прогресс привел к экологическому кризису, а накопленное атомное оружие теперь неизвестно, на кого нацеливать. Это типичные проявления полипроцесса, которые можно назвать эффектом целостности: на наши локальные преобразовательные усилия отвечает объемлющая система. По сути дела именно эту ситуацию анализировал Поппер, обсуждая оппозицию "частичной инженерии" и холизма. С другой стороны, этот эффект можно трактовать и, следуя Соросу, как результат несовершенного понимания.

Третий шаг (хронологически все они примерно совпадают, и мы нумеруем их логически) был сделан ММК, введшим категорию развития, которое, вопреки традициям, понималось как искусственное (точнее, искусственно-естественное) и целенаправленное, но в отличие от преобразований связанное с внутренними, имманентными системе силами. В качестве таких сил рассматриваются мышление и деятельность участников. Субъект развития мысленно вынимается из эволюционирующей системы и формирует свой полипроцесс - развитие. Но развиваться может только относительно автономная система, которая должна быть для этого выделена. При этом усилия "прогрессора" направляются, в основном, на анализ тенденций собственной эволюции выделенной системы, которые затем артифицируются и дополняются искусственно-техническими воздействиями. Развитие в итоге предстает как И/Е-процесс (в противоположность Е/И-эволюции). Эта логика зафиксирована в широко используемой схеме «шага развития» [18], фундирована проработками категорий «искусственного» и «естественного», деятельности и мыследеятельности и дополнена специальной техникой программирования. (Именно наличие такой разработанной техники позволяет говорить о развитии как вполне осязаемой, по крайней мере, локально, цели, тем паче, что мы имеем даже реализованные прототипы, близкие к такой организации дела, самым известным из которых является программа Теннеси. В какой мере эта цель досягаема глобально - вот в чем вопрос). В итоге был сформирован деятелъностный подход [21], снимающий оппозицию естественнонаучного и искусственно-технического подходов и включающий их в себя в качестве частных, предельных форм.

Развитие как способ существования мышления и мыследеятельности (этот момент мы рассмотрим далее) в СМД-методологии рассматривается как ценность, но абсолютизация этой ценности чревата опасностями. Таким образом, к настоящему времени вопрос в соотношении эволюции-2 и развития становится важнейшим: это, в сущности, современная форма вечного вопроса о свободе воли (ибо в рамках развития этот вопрос решен методологией). Вот наша версия ответа на него.

Для начала предположим, что эволюция-2 и развитие обозначают один и тот же фрагмент реальности и в этом смысле одно и тоже место в мире (именно место и фиксируется в схеме на рис.2), которое, однако, заполняется по-разному в зависимости от нашего подхода и соответствующих рамок. В рамках естественнонаучного подхода мы получим эволюцию-2, в рамках деятельностного подхода - развитие. Огрубляя и упрощая дело, можно сказать, что развитие - это управляемая и целенаправленная или артифицированная эволюция. Все дело в смене рамок: эволюция-2 - Е/И, развитие - И/Е. Но смена рамок обозначает полную смену осуществляемого мышления и деятельности, и вопрос о рамках оказывается определяющим. При его решении мы исходим из принципа глобальности мышления и локальности действия, требующего охвата мыслью систем, объемлющих ту, на которую направлены наши действия. Насколько развитие сопряжено с действиями, оно всегда локально, и никакое расширение рамок нашей активности не может качественно изменить положение.

Поскольку абсолютно автономных систем не бывает, а относительно автономные - достаточно употребительная модель (страны, регионы, сферы деятельности, города могут рассматриваться в этом качестве без больших натяжек), резонно ставить вопрос не только о выборе, но и о соорганизации рамок. Учитывая это, мы должны внести существенные добавления к сказанному. Говорить о развитии (с большим или меньшим основанием) мы можем, только удерживая рамку объемлющей эволюционирующей системы, или (по Попперу) применительно к целому в рамках поставленной задачи, отличаемому от глобальной целостности «вообще». Рамка эволюции вменена нам, как объемлющая, и должна удерживаться при обсуждении любых мало-мальски масштабных программ и проектов. Именно поэтому мы говорим об устойчивом развитии человечества как об идеале, прожекте. Любая попытка использовать его не надлежащим образом, как проект, предполагающий реализацию, приведет к эффекту целостности: мы получим очередной экологический кризис или очередной социализм (теперь понятно, что это явления из одного ряда).

Вместе с тем локально, в рамках эволюции объемлющих систем развитие вполне реализуемо и может (на уровне наших сегодняшних представлений) использоваться как идеология программной организации жизни при соответствующих условиях. К числу этих условий относится учет наличия других развивающихся и/или эволюционирующих систем, чьи интересы могут прийти в противоречие с нашими (об этом и напоминает смысловая рамка эволюции). Но такое возможно только при особой форме организации общества: для того чтобы системы ("попули") с разнонаправленными векторами движения не разрушали друг друга, нужен особый порядок, соответствующие правовые институты. Такой порядок Хайек и называет «расширенным порядком человеческого сотрудничества», а на рис.2 он отвечает открытому обществу. Развитие, как массовое (или хотя бы широко распространенное) явление, возможно только в открытом обществе. Попытки расширить рамки развития, охватив ими тотальную целостность, приводят к противоположным результатам: общество «закрывается», а развитие становится невозможным, ибо множественность (популятивность) и внутренняя противоречивость суть его неотъемлемые свойства.

Мы добавили бы еще к характеристике соотношения эволюции и развития, вспоминая схему на рис. 1, что эволюция отвечает доминанте менталитета, а развитие обеспечивается и обусловливается мышлением и мыследеятельностью. С этой точки зрения, эволюция имманентно присуща человеческому обществу, развитие же характеризует определенный исторический этап, связанный с зарождением и становлением европейской (рационалистической - в противоположность мифологической) «школы мысли» [3;4]. Именно это различие лежит в основе структуры современного мира с его делением на «развитые» (т.е. на самом деле развивающиеся) и «развивающиеся» (т.е. эволюционирующие и развиваемые) страны [4]. Специфику современной культурно-исторической ситуации мы видим в переходе от силовых методов экспансии Запада (колонизации) к интеллектуальной ассимиляции, давшей уже достаточно наглядные результаты в Японии, Южной Корее, Сингапуре и др.

В этом смысле обсуждаемая тема актуальна и для сегодняшнего дня России, ибо позволяет по-новому взглянуть на оппозицию западников и национал-патриотов с их идеями евразийства и соборности. Ориентация на Запад (не в географическом, а в идеологическом и политическом смысле - см. об этом статью А.В.Козырева в «Независимой газете». 20.08.92) есть ориентация на открытое общество, критическое мышление и развитие. Ориентация на Восток, разговоры об особом пути России объективно могут обозначать только отмежевание от традиции европейского рационализма, уход от критического мышления, открытого общества, ценностей развития. В соответствии с типологией общественных систем третьего пути нет. Соборность есть, по существу, форма существования органического общества, очередная, и на сей раз, совершенно архаическая утопия. Реализоваться в конце XX в. естественным образом она не может. Соборность же, насаждаемая силой, - не более, чем еще один вариант тоталитарной идеологии.

С другой стороны, из сказанного выше следует, что схема рис.1 не имеет универсального характера, является исторической, а для мифологического и племенного этапов жизни цивилизации нужно разрабатывать другие схемы. Следовательно, теория истории Сороса есть теория современного (за последние три с половиной тысячи лет) ее этапа. Но является ли историческим ход предшествующей эволюции? На наш взгляд, это качественно другая -«естественная» история [8], фиксирующая ход эволюции-1 в противоположность эволюции-2.

Такова наша версия решения поставленного вопроса в принципе. Но для организации практики этого недостаточно. Для этого нужна категориальная проработка целого круга понятий, связанных с «искусственным» и «естественным» в мышлении, деятельности и в жизни человеческого общества. Наряду с эволюцией (Е/И) и развитием (И/Е) мы отнесли бы к их числу: превращение (Е) и преобразование (И), инновации (И/Е) и внедрение (И), реформы (И/Е) и революцию (И). Все это - темы специальных проработок, из коих пока начата одна, касающаяся инноваций [9].

К самоопределению в современной культурно-исторической ситуации

Вернемся к вопросу о перспективах изменения истории. Вопрос, поставленный Соросом как риторический, предполагает ответ, что история ничему не учит и в этом смысле неизменна (в противоположность концепции Ф.Фукуямы, видящем это изменение как осуществляющееся фактически и выступающее как «конец истории»). Мы ставили бы вопрос иначе и разделили его на два:

1. есть ли объективные основания для изменения истории, т.е. для смены характера траектории общественных систем, двигавшихся пока наподобие маятника между открытым и закрытым типами организации;

2. как мы самоопределяемся в рамках нынешней культурно- исторической ситуации: есть ли у нас желание (и средства), для того чтобы способствовать смене траектории?

Наша версия ответов состоит в следующем. В прогрессирующей артификации нашего мира (проявляющейся в ряде охарактеризованных ранее [6, N 9-10] тенденций: возрастании роли оргуправленческого начала, интеллектуализации и эпистемологизации деятельности) мы усматриваем основание для возможной смены характера траектории общественных систем, а, может быть, и типа исторического процесса.

По крайней мере, один такой глобальный сдвиг в истории известен: это момент перехода от доисторического (органического) общества к историческому, современному типу общества со сменой эволюции-1 эволюцией-2. С точки зрения наших представлений о человеке [16] и его среде обитания [6, N 2], этот момент можно интерпретировать как смещение «центра тяжести» исторического процесса из материально-вещественного в социокультурный слой.

На фоне общей тенденции к артификации можно выделить две определяющие особенности текущего момента. Это, с одной стороны, экологический кризис, являющийся материализованным выражением противоречия между искусственно-техническим преобразованием природы и господствующим последние столетия естественнонаучным мировоззрением. С другой стороны, это формирование того «неклассического подхода», который развивается СМД-методологией как новой формацией мышления, СМД-мировоззрением, СМД-подходом, и (условно говоря) «методологической культурой». Обе эти особенности можно рассматривать как закономерный результат эволюции-2, продукт истории Нового времени.

Но находясь внутри ММК, мы можем и должны трактовать СМД-методологию как И/Е-результат реализации программы, объявленной в 1954 г. И все дальнейшее зависит теперь от нашего самоопределения в представленной таким образом культурно-исторической ситуации. Мы можем и должны ответить на вопрос: предоставим ли мы дальнейшую судьбу новой формации мышления эволюции, либо, реализуя деятельностный подход, начнем работу по развертыванию новой программы? С точки зрения упомянутых представлений о среде обитания человека, речь шла бы тогда о смещении «центра тяжести» истории из социокультурного в мыследеятельностный слой.

Такая программа могла бы иметь, по крайней мере, две взаимно дополняющие ориентации: внутреннюю, направленную на дальнейшее углубление и развертывание СМД-методологии с формированием СМД-эпистемологии, СМД-педагогики и т.п., и внешнюю, нацеленную на социотехнические действия с попутной разработкой необходимого методологического и знаниевого обеспечения. Принципиальным нам кажется именно момент взаимной дополнительности и сопряженности этих ориентации. Центрируясь на саморазвитии, методология рискует «окуклиться» и превратиться в герметическое учение; центрируясь на социотехнических действиях, она может потерять вектор собственного развития, догматизироваться и повторить судьбу марксизма. Пройти между Сциллой и Харибдой можно за счет перманентной включенности в текущую культурно-историческую ситуацию, самоопределившись в качестве «профессоров» и положив СМД-методолгию как механизм артификации и развития, противостоящий механизму оестествления и эволюции, работающему независимо от наших целевых установок.

Такое полагание предусматривает на каждом шаге развития методологии не только изменение сформировавшейся (и сформированной) к этому моменту социокультурной ситуации, но и соответствующую модификацию самой методологии. Но тогда возникает вопрос: что мы можем и должны менять в ней, а что должно сохранять и беречь как самотождественное воспроизводящее (и воспроизводящееся) начало? Менять и перестраивать надо методологическую программу, а сохранять парадигму СМД-методологии. (Это есть, понятно, другое деление целого, отличное от различения внешней и внутренней ориентации).

Нынешние трудности ММК связаны с исчерпанием (в главных пунктах) прежней (1954 г.) программы и с тем, что СМД-парадигма, СМД-мировззрение оказались до сего времени не сформулированными и не выложенными в целостном и удобообозримом виде. С этим связаны основные ориентиры той работы по «строительству будущего», которую мы с группой коллег начали в 1990 г. и которую интерпретируем теперь как программу разработки теории преобразований (ТП), включая и социотехнические. Эта работа нацелена как раз на сопряжение внутренней и внешней ориентации, с одной стороны, на развертывание программы построения ТП и парадигматическую свертку ее результатов в форме теории, - с другой. Речь идет, если угодно, об особой предметизации методологии, дающей возможность излагать ее не «вообще», а в ориентации на оргуправленческую и предпринимательскую деятельность (напомним, в понимании И.Шумпетера).

Мы отдаем себе отчет в стоящих перед нами трудностях. Возвращаясь к схеме циклического рефлексивного выворачивания мышления (см. рис. 1), можно эти трудности рафинировать: по мере реализации замыслов живая мысль умирает в нашем сознании, приобретая формы менталитета, и мы должны непрерывно отслаивать от себя сбывшееся, реализованное, сделанное, используя его как материал для новых замыслов. Принципиальное отличие методологии от философии и науки состоит в том, что продукты методологической мысли выбрасываются вовне: в философию, в науку, в практику. Обновляя и перестраивая все эти сферы, методология получает в качестве «сухого остатка» для собственного употребления методы и средства работы и обогащенный материал, на котором может происходить ее дальнейшее развитие. Целью науки является приращение корпуса знаний, для методологии знания - не более, чем экскременты мышления и мыследеятельности. Живая мысль - ценность и цель методолога, устремленного не к новому знанию, а к новому пониманию.

В своей работе мы исходим из того, что свое будущее каждый человек (или группа людей) строят сами: это их личное дело в точном смысле слова. Мы же можем по мере сил способствовать этому делу, разрабатывая необходимые методы, средства, онтологические схемы и формы организации. В этом мы видим свое личное дело, и таким образом строим свое будущее, это - наше предприятие. Разделяя два указанных рода занятий, - «строительство будущего» и его методологическое обеспечение - мы организуем свою теоретическую работу программно. Что же касается реализационного плана, к нему, как учит опыт пагубной самонадеянности марксистов, надо относиться с величайшей осторожностью: мы не имеем права навязывать свои представления другим. Используют их другие в строительстве своего будущего или нет - их личное дело. Для нас не может быть речи о строительстве чужого будущего. Оно дается нам как «естественный» процесс, сфера privacy, вмешательство в которую без специального приглашения в открытом обществе недопустимо. Здесь необходимо снова вспомнить о принципе глобальности мышления и локальности действия. Реализация всегда локальна, всегда должна быть локальной, независимо от масштаба замыслов.

Но это значит, что в своей методологической работе мы должны все время удерживать две рамки: И/Е и Е/И, соответствующие подходы и ценности развития и эволюции-2. На эту сторону дела в методологии не обращалось достаточного внимания, и поэтому мы ее особо подчеркиваем: сохранение (наряду с частичным пересмотром) корпуса ранее сложившихся традиций, знаний, ценностей и норм культуры является необходимым условием развития. Это, если угодно, специализация принципа презумпции эволюции. Тогда наша работа с внешним миром может идти по трем направлениям.

По прямым заказам других сообществ, предприятий, регионов и т.п. мы можем осуществлять те или иные социотехнические действия, помогая (в меру наших способностей) строительству их будущего и обеспечивая их подходящими к случаю методами и средствами.

В порядке заботы о самих себе и будущем собственного дела мы можем выращивать свою смену, а также сеять семена методологического подхода и способствовать их локальному росту на пустых местах в рамках существующих и воспроизводящихся систем. «Экологические ниши» для этой цели можно специально проектировать.

В остальном мы имеем право только на демонстрацию, популяризацию и пропаганду своих взглядов и подходов, на возделывание мира мышлением. К этому направлению принадлежат и настоящие заметки.

Мы надеемся, что такое жесткое самоограничение позволит СМД - методологии избежать судьбы марксизма, но вместе с тем даст достаточно свободы для проблематизации и собственного развития. Новая формация мышления будет жить, развиваться и оказывать свое влияние на господствующий менталитет и жизнь людей. Но чтобы это влияние было устойчивым и воспроизводилось, методология должна сама непрерывно артифицироваться и обновляться. Что же касается перехода к новому этапу истории, то предоставим лучше это дело самой истории, озаботившись прежде всего собственной готовностью к этому переходу и разработкой необходимых для этого методологических подходов и средств.

Такова - в предельно лапидарном изложении - наша позиция и программа, и поэтому книга Сороса доставила нам большую радость и оказалась подходящим поводом для выработки изложенных соображений. Мы, в сущности, использовали ее как материал и надеемся, что и эти наши заметки послужат, в свою очередь, материалом для работы других. Таким образом, мы сможем реализовать наш общий принцип перехода из организационно-деятельностной плоскости в онтологическую и обратно и ту схему соотношения мышления и его материала, которая явилась плодом наших совместных усилий.

Мы рады приветствовать своего единомышленника за океаном и надеемся на объединение усилий в области пересечения наших интересов.

Приложение

От строительства будущего к теории преобразований

1. Исходным пунктом моей (М.Раца) с коллегами работы, начатой в 1990 г. под названием «строительство будущего» были предложения к экологической программе [6], в ходе разработки которых, исходя из идей Г.П.Щедровицкого [16], я пришел к представлению о трехслойной структуре среды обитания Человека (табл.)

В представленной таким образом среде обитания источники возмущений (в том числе, и негативные экологически) локализованы в верхнем слое, и возникает вопрос, как строить свою активность, чтобы ввести неизбежные конфликты в некоторую культурную форму. Или наоборот: в чем состояла ошибка творцов «истинной веры» (от Магомета до Ленина), всегда приводившая инакомыслящих на костер? Почему, иначе, надо бояться людей, «знающих, как жить» (А.Галич)?

2. Наш ответ состоял в том, что каждый человек (потенциально) знает, как жить, и, как минимум, имеет право отвечать на этот вопрос по-своему. У каждого свой мир и свои представления о будущем, а ошибка творцов «истинной веры», как раз и состояла в объявлении своей веры истинной, а иных вер - ложными.

Идея множественности миров была принята как принцип, а далее нужна была такая система взглядов, такая методология, которую могли бы взять на вооружение все, принимающие этот принцип, иными словами, методология, органически включающая инакомыслящих в общую работу по строительству будущего. На наш взгляд, ее не надо было выдумывать, поскольку она уже была выдумана до нас: это СМД-методология. Оставалось сделать только одно: вывернуть или протащить ее через фокус программирования, продолжая линию работы ММК 80-х годов. Чем мы и занялись.

3. В этом состоял наш первый и самый общий ответ на вопрос "Что мы делаем?" Мы начали с систематической проработки основных типов мышления и деятельности и выделили из них группу, непосредственно связанную с идеей И-преобразования существующего порядка вещей (независимо от масштаба). Сейчас я связал бы эту группу с идеями управления и предпринимательства. Она включает подгруппы аналитических и прожективных типов МД, к которым мы добавляем ОРУ и науку. К сегодняшнему дню прописаны (с интенцией на формирование понятий): мониторинг и авторский надзор, экспертиза, изыскания, историческая реконструкция и анализ, управление, власть и политика, включая Publik relations, и мы переходим к группе прожективных типов МД (программированию, проектированию и т.д.).

Этот цикл работ образует как бы нижний слой, над которым рефлексивно надстраивается второй, где обсуждаются связки этих типов МД и возникающие проблемы, в том числе «пограничные». Именно к этому второму слою тяготеют проработка перечисленных ранее категорий: превращения и преобразования, революции и реформы и т.д. Осуществлены пока работы этого цикла, посвященные инновациям и внедрению (9), управлению и политике (11).

Ипостаси человека

Типы активности

Слои (или срезы) среды обитания

Духовная личность

Мышление, мыследеятельность

Мыследеятельностный

Социальный индивид

Деятельность

Социокультурный

Биологический организм

Поведение

Материально-вещественный

Задуман еще третий слой, где все собирается вместе, и к которому мы отнесли бы настоящие заметки. При этом в каждой работе мы стараемся делать «горизонтальные» и «вертикальные» фокусировки, в частности в работе по изысканиям была предложена упоминавшаяся версия или наметка схемы реализации замыслов преобразований.

4. Пытаясь уточнить свой ответ на вопрос о том, что мы делаем в этой работе в целом, мы сделали очень поучительную ошибку, осознанию которой я обязан Г.П.Щедровицкому. Мы думали, что работу по строительству будущего можно трактовать среди прочего как некую «сверхпрограмму» или «рамочную программу», из которой можно вынуть наши ценности и цели, а на пустое место, дескать, каждый положит свои.

Но ценности и цели суть несущие конструкции программы, без которых она не может существовать, как таковая. Именно поэтому исполнителями программы могут быть только ее разработчики, а исполнительская система подключается только по мере разработки оргпроектов и планов. Покуда их нет, наша личная программа выступает для всех остальных в роли идеологии, и другие, включающиеся в нашу работу, оказываются очередными «строителями коммунизма». В этом смысле наши цели и ряд утверждений в данной серии работ требуют уточнения и переинтерпретации, в частности в статье [8], где мы еще не различали развития как глобального прожекта в рамке эволюции и как рабочей рамки локальных проектов и программ. (Если и сравнивать историю с рекой, то придется признать, что у нее нет берегов, и выйти по отношению к ней во внешнюю позицию в принципе невозможно.)

Отбрасывая теперь трактовку своей работы как «сверхпрограммы» строительств будущего, мы рассматриваем ее как программу построения теории преобразований, включающую в себя порождение, проработку и реализацию (осуществление) замыслов. Можно это интерпретировать как занятие в рамках СМД-подхода, симметричное разработке гносеологии в естественнонаучном подходе. Именно в этой рамке и нужно понимать наши соображения по поводу книги Дж..Сороса.

5. Таким образом, мы сменили квалификацию собственной работы, осмысливая ее теперь не в ориентации на создание действующей системы строительства будущего для всех желающих, а в ориентации на разработку методологического обеспечения систем такого рода, которые должны быть индивидуальными и разными. С выработки этой новой ориентации и началась совместная работа с Л.М.Карнозовой, фиксируемая настоящими заметками. Наша работа с книгой Дж.Сороса строилась следующим образом: на основе совместных обсуждений я писал текст, а Л.Карнозова, тяготея к рефлексивной позиции, взяла на себя конструктивно-критическую работу. Данные заметки и явились результатом организованной таким образом работы.

Литература

1.Лефевр В.А. Конфликтующие структуры. М., 1967.

2.Лефевр В.А., Щедровицкий Г.П., Юдин Э.Г., "Искусственное" и "естественное" в семиотических системах. - Семиотика и восточные языки. М., 1967. -

3.Петров М. К. Пентаконтера: в первом классе европейской школы мысли. - Вопросы истории

естествознания и техники, 1987, N0 3.

4.Петров М.К. Миф и научно-техническая революция. - Вопросы философии, 1992, N6.

5.Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986.-

6.Рац М.В. Что такое экология или как спасти природу. - Человек и природа. 1990, N 2-12. -

7.Рац М.В., Копылов Г.Г., Ойзерман М.Т., Слепцов Б. Мониторинг и авторский надзор. – Человек и природа 1991, N 4-6.

8.Рац М.В., Никитин В.А. Историческая реконструкция и анализ. - Человек и природа, 1991,

N 10-11.

9.Рац М.В., Ойзерман М.Т. Размышления об инновациях. - Вопросы методологии, 1991, N 1.

10.Рац М.В., Ойзерман М.Т., Слепцов Б.Г. Изыскания. - Человек и природа, 1991, N 12.

11.Рац М.В., Ойзерман М.Т., Слепцов Б.Г. Власть, управление, политика. - Человек и

природа, 1992, N6-7, 12, 1993, Мисл.

12. Фукуяма Ф. Конец истории? Вопросы философии, 1990, N 3.

13. ХайекФ. Пагубная самонадеянность. М., 1992.

14. Шумпетер И. Теория экономического развития. М., 1982.

15. Щедровицкий Г.П. Проблемы методологии системного исследования. М., 1964. Расширенный вариант см: "General Systems", У.Х1.1966.

16. Щедровицкий Г.П. Система педагогических исследований. - Педагогика и логика, М., 1968.

17. Щедровицкий Г.П. Смысл и значение. - Проблемы семантики. М., 1974.

18. Щедровицкий Г.П. Исходные представления и категориальные средства теории деятельности. - Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании. Теория и методология. М., 1975.

19. Щедровицкий Г.П. Принципы и общая схема методологической организации системно-

структурных исследований и разработок. - Системные исследования. Методологические

проблемы. Ежегодник 1980. М., 1981. Английский перевод: "General Systems" У.ХХУП, 1982 и

" Systems research" П, Methodological Problems, Pergamon Press,1985.

20. Щедровицкий Г.П. Схема мыследеятельности - системно-структурное строение, смысл и содержание. - Системные исследования. Ежегодник, 1986. М., 1987.

21.Щедровицкий Г.П. Методологических смысл оппозиции натуралистического и системодеятельностного подходов. - Вопросы методологии, 1991, N2.

22. Щедровицкий Г.П., Алексеев Н.Г. и др. Принцип параллелизма формы и содержания мышления и его значение для традиционных логических и психологических исследований. - Сообщения 1-ГУ. Докл. АПН РСФСР. 1960, N2, 4; 1961, N 4-5.

23. Щедровицкий Г.П. и Котельников С.И. Организационно-деятельная игра как новая форма и метод развития коллективной мыследеятельности. - Нововведения в организациях, М., 1983.

24. Рорреr К.R. Poverty of Historicism, Routlegal and Keagan Paul. London, 1957.

Примечания

^1. Пока мы еще можем так говорить: хотя СССР уже более года, как не существует, но единое культурное пространство будет сохраняться еще долго независимо от наших желаний.

^2. В русском переводе книги Сороса чаще употребляется слово «действительность». На уровне бытовой лексики это точно, но мы будем исходить из философской традиции, где принято со времен Гегеля различать мыслительную действительность и реальность.

^3. Вообще-то мыследеятельность сама по себе есть система [18, с. 20], и мы предпринимали попытку разложить ее по полкам системной этажерки [10]. Но ничто не мешает, с другой стороны, рассматривать мыследеятельность, как охватывающую другие системы. Последние выступают тогда в функции материала и занимают соответствующее место уже, строго говоря, в полисистемном представлении. По поводу заполнения промежуточных слоев системной этажерки см. упомянутую статью [10] с коррективами, вытекающими из данной работы.

^4. «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (Маркс и Энгельс. Соч., т.42, с. 266).

^5. Такое трехчастное деление близко к обсуждаемому в последние годы французской исторической школой "Анналов" Ж. Ле Гофф говорит о различении истории идей, истории ценностных ориентации и истории ментальности (см. Одиссей, М., 1991). К теме истории мы планируем вернуться отдельно, но это сродство представляется симптоматичным: идеи носятся в воздухе, хотя до их «банализации» и перехода в менталитет еще далеко.

 
© 2005-2012, Некоммерческий научный Фонд "Институт развития им. Г.П. Щедровицкого"
109004, г. Москва, ул. Станиславского, д. 13, стр. 1., +7 (495) 902-02-17, +7 (965) 359-61-44