Писарский Пётр Саввич
О Московском методологическом кружке – его руководителе и наиболее ярких участниках – я был наслышан еще в середине 60-х, до поступления в университет: мой ближайший друг Сергей Рябов был знаком с Георгием Петровичем (дачное соседство) и время от времени посещал его семинары. Но в кружок я вошел лишь осенью 1973 г., студентом 3-го курса факультета психологии МГУ.
Нам читали лекции А.Р. Лурия, А.Н. Леонтьев, П.Я. Гальперин, Д.Б. Эльконин, Б.Ф. Зейгарник, Е.Н. Соколов и др. Мы могли, помимо учебы, заниматься в кружках НСО, ездить вместе с профессурой на Летние психологические школы. И все же возможности полностью удовлетворить жажду научных исследований не было.
Затем на факультете появился В.Я. Дубровский, он читал лекции по спецкурсу «Системотехника» и начал работать со студентами, выделяясь среди других преподавателей оригинальностью идей, способом работы (и многим другим). Я вспомнил рассказы Сергея, и от имени группы сокурсников попросил Дубровского передать просьбу Георгию Петровичу стать руководителем нашего психологического кружка.
Первое, что меня поразило: ГП не пришлось уговаривать – услышав о нашей просьбе, он тут же назначил место и время встречи и беседовал с нами до тех пор, пока мы не договорились о следующей встрече. Как он при всей его занятости – чуть ли не ежедневные семинары, доклады, конференции – находил время на всё, никогда не отказывая молодым, для меня до сих пор загадка.
Кстати, тогда вместе с ним пришел, к моему удивлению, пятикурсник Валерий Максименко, с которым мы были знакомы по Летним школам. Потом я узнал, что из-за сложных отношений с деканом (Леонтьевым), на факультете ГП был персоной «нон грата», поэтому многие студенты, аспиранты и преподаватели, посещавшие кружок, старались это не афишировать.
Вскоре он пригласил меня на «понедельники» – семинары, в которых участвовали студенты и аспиранты нашего и философского факультетов: О. Анисимов, В. Данилова, А. Лидерс, А. Пузырей, Р. Спектор, А. Тюков, А. Амелин, П. Малиновский, А. Яковлев, М. Гнедовский. Иногда я заставал «ветеранов» – Н.Г. Алексеева, В.Я. Дубровского, О.И. Генисаретского, А.Г. Раппопорта, В.М. Розина, Б.В. Сазонова, наезжавших в Москву И.С. Ладенко, В.А. Буряка, А.П. Зинченко и др. «Понедельники» проходили на Петрозаводской улице, в однокомнатной квартире ГП, в «окружении» самодельных стеллажей, на которых стояли папки с архивом кружка. Порой здесь «поселялся» кто-то из семинаристов, у кого возникали проблемы с жильем.
Работали мы и в квартирах М. Гнедовского, С. Поливановой, С. Котельникова, О. Бляхман, и если хотели, могли посещать до 4-5-ти разных по тематике семинаров в неделю – семинарская жизнь в кружке бурлила во всю.
Тем, кто собирался по понедельникам, было предложено разобраться во взаимоотношениях формальной и диалектической логик, в частности, по материалам дискуссий, которые шли в 1920-30-х гг. в России между их представителями и механицистами. Предварительно ГП размножил и раздал нам текст кандидатской диссертации А.А. Зиновьева с перспективой, видимо, ее освоения и обсуждения (эта машинописная копия хранится у меня до сих пор). Но до нее мы так и не дошли: после вводного доклада Георгия Петровича, в котором он рассказал нам о судьбе формальной и диалектических логик в советской философии, каждый из нас должен был выбрать тему для своего сообщения.
Организация дискуссии (что в те годы в официальных институтах отсутствовало напрочь) по докладу способствовала возникновению мышления, к тому же коллективного. В каком-то смысле, это напоминало диалоги Платона, только в реальном общении и с другим набором средств и приемов. На мой взгляд, такая культура обсуждений – по гамбургскому счету, очень жестко, но и уважительно, не переходя на личности и без оскорблений – одно из достижений ММК. При этом нас никто специально не учил, мы постепенно усваивали приемы и средства организации коммуникации (хотя на самом деле, как я это теперь понимаю, ГП учил нас своими вопросами, репликами, оппозициями). Каждый тезис разбирался досконально, очень дотошно, каждый из участников мог задать докладчику любой вопрос, высказываться, давать оценки. Иной раз докладчик успевал произнести одно-два предложения, после чего разгоралось яростное обсуждение, которое могло длиться до конца заседания, т.е. часа 3-4, иногда до поздней ночи. Собирались обычно мы к шести вечера, работали до десяти, но часто расходились и позднее, продолжая дискутировать по дороге домой.
Многое, в т.ч. этический уровень обсуждения, зависело от председателя, Георгий Петрович в этой функции был великолепен. В его отсутствие председателя (если его заранее не назначал сам ГП) выбирали. Генисаретский, Дубровский, Розин, Сазонов также председательствовали мастерски, и мы также учились у них. Помню, Дубровский часто повторял, что одна из функций председателя – что бы ни происходило, прав был докладчик или нет – защищать его точку зрения и стараться донести ее до присутствующих.
Для своего сообщения я выбрал диалектику Канта. В том числе потому, что у меня была книга В.Ф. Асмуса «Диалектика Канта». И по наивности, не имея философского образования (хотя философией я интересовался и много читал), решил сделать доклад по этой книге. Ну и досталось же мне… Сейчас я понимаю, что выглядел наивным, но поступил правильно, решившись выйти с докладом, вернее, с докладами – в один вечер изложить все тезисы было невозможно, а потому «доклад» продолжался несколько заседаний.
Собственных идей и содержания у меня не было, я пересказывал некоторые положения из книги, что, наверное, было мало интересно окружающим, однако дискуссия развернулась. И после первого заседания, отсидев на «лобном месте» (так мы называл стул, на котором сидел докладчик) положенное время, понял, как надо проводить анализ текстов и историческую реконструкцию. Это произошло неожиданно для меня, все перевернуло, и уже на следующем семинаре я этим пониманием поделился, т.е. перевел доклад и обсуждение в план разработки необходимых для такого анализа и реконструкции средств и методов, которых, как я понял, у нас не было. Мой поворот был отмечен и поддержан.
Впрочем, вскоре мое сообщение было прервано: мы включились в подготовку к Московской Олимпиаде 1976 г., что было, на мой взгляд, первым в 70-е годы выходом методологов в социум. Во многом это случилось благодаря тому, что в соответствующую комиссию Спорткомитета СССР вошел В.В. Давыдов и попросил ГП включится в эту работу. Сначала на достаточно узких (а затем и расширенных, более 100 участников, причем не только из Москвы) совещаниях спортивных тренеров с методологами (с докладами Дубровского, Генисаретского и Розина) предпринималась попытка помочь тренерам в их деятельности использовать наработанные ММК средства.
Хотя я выполнял техническую функцию – записывал доклады и обсуждения на магнитофон, участие почти во всех совещаниях на олимпийской базе в Подольске стало другой линией моего освоения методологии. Кроме того, я старался не пропускать заседания Комиссии по психологии мышления и логике (раз в две недели по четвергам в НИИ ОПП, где также отвечал «за магнитофон», пока меня на этом поприще не сменил Сергей Котельников). Заседания Комиссии привлекали много специалистов, порой зал был заполнен до отказа. Чаще всего докладывал ГП, а постоянными его оппонентами были (до эмиграции) В. Костеловский и В. Дубровский.
Отмечу, что тогда текстов, сегодня опубликованных, не было. Был архив кружка, но мне почему-то казалось неприличным просить тексты у ГП. И хотя уже был издан «кирпич», а некоторые статьи публиковались в журналах, освоение методологии шло, прежде всего, через заседания семинаров, совещаний, Комиссии и беседы с коллегами: все наработанные в ММК понятия, представления, схемы, средства и методы приходилось осваивать по мере их употребления в конкретной деятельности.
Ни у кого не было такого понимания сути проблем, столь мощных представлений, средств и способов работы, как у ГП и его сподвижников 60-х гг. Они производили впечатление мастеров и виртуозов.
Сегодня же, несмотря на то, что издан обширный корпус текстов и наработанное кружком до 70-х гг. социумом осваивается, многое остается непонятым и невостребованным. Достижения ММК по-прежнему не оценены по достоинству, хотя, на мой взгляд, до сих пор ничего равного в современной мировой и отечественной философии и практике нет.
Не соглашусь с П. Малиновским в том, что к концу 70-х гг. семинары ММК оказалась неэффективны. Скорее, время потребовало другие, более адекватные формы существования методологии и способы методологической работы. Я имею в виду, конечно же, ОДИ, которая сняла в себе все исходные формы.
Четко помню этап рождения идеи ОДИ. Уже был опыт проведения совещаний в Подольске и Новой Утке. Обсуждалась ситуация самоопределения. В докладах ГП на Комиссии фигурировала многопозиционная схема, и у людей, обращавшихся к докладчикам с вопросами, часто спрашивали: «а ты из какой позиции говоришь»?..
Параллельно на семинаре шел разбор и поиск такта работы: мозговой штурм, критика, рефлексия… так через организацию и соорганизацию в реальной игровой коммуникации различных позиций зарождались идеи ОД игры.
(Кардинально изменившаяся с тех пор ситуация в стране требует новых форм для адекватной реализации методологии, но хотя сегодня есть методологическая периодика и сайты, издаются книги, самого ММК после ухода из жизни ГП больше нет.)
Я же к началу 80-х годов начал отходить от Кружка. Не потому, что не мог ездить на игры (они меня не особо интересовали), не это было главной причиной. Тем более что ГП получил лабораторию в НИИОПП и предложил мне к нему перейти. Попросив время подумать и взвесив все обстоятельства, я отказался.
Потому что уже проводил собственные исследования, связанные с изучением структур эмоционально-оценочного восприятия у детей школьного возраста, и понимал, что если перейду к ГП, то на своих исследованиях придется поставить крест. А меня все больше привлекали самостоятельные исследования, тем более что я старался в своей научной деятельности вести себя как методолог.
В заключение позволю себе высказать ряд суждений о методологии ММК и фигуре методолога. Эти вопросы все время меня мучают, и я пытаюсь на них – для себя – ответить.
Итак, я и сегодня убежден, что в гуманитарной сфере до сих пор нет ничего, равного по значимости тому, что было разработано Кружком. В нем была разработана технология, обеспечивающая возможность коллективного мышления. Построена не Новая Логика, а именно Методология с определенными представлениями о мышлении, деятельности и системности, сформированы представления, ломающие традиционное понимание философии, наук, технических дисциплин и многого другого, в том числе сущности человека и общества.
Кружок сформировал представления о естественно-исскусственной и конструктивно-технической «природе» познания и деятельности, набор средств и практик, делающих возможным существование методологической позиции и деятельности, особую позицию и взгляд на действительность, что в совокупности позволяет развивать себя и свое – как культурное – окружение.
Речь идет о сущностном принципе, лежащем в основе методологической позиции. Неслучайно, что в последних работах ГП говорил не о разработке и построении методологии в виде определенных дисциплин, теорий и знаний, а ставил для себя задачу подготовки хотя бы 100 методологов. Он понимал, что воспроизводство и трансляция методологии и корпуса ее представлений невозможно без людей, которые должны это обеспечивать.
Тот, кто прошел методологическую школу, знает, что в методологии есть мощный эзотерический момент. И кто его не ощутил, то есть не «встретился» с подлинным методологическим мышлением и не пережил его, тот не поймет, что такое методология и методологическая позиция, и даже если сможет пользоваться ее средствами, то сможет лишь имитировать методологическое мышление и деятельность. Так или иначе, но строить-развивать себя, свое окружение и методологию совсем не просто, поскольку это дело коллективное и должно складываться из усилий многих людей.
В том, что сегодня ММК существует как достаточно широкое и разнородное методологическое движение, свидетельствует, что свою задачу ГП выполнил. Даже в отсутствие Кружка методология не умерла – его место заняли другие формы.
Мне же просто повезло, потому что, как говорил ГП: «главное – попасть в хорошую компанию»! А сам он всегда был для меня Учителем и образцом, которому я обязан очень многими успехами и достижениями в научной жизни. Это в полной мере относится к Президентской премии в области социологии образования (2001 г.).
Кандидат педагогических наук, преподаватель факультета психологии института «Высшая гуманитарная школа им. С. Дубнова». Мною опубликовано 50 работ по социологии, психологии, педагогике.