Есельсон Семён Борисович
С методологическим движением я встретился в 1987 г. в ОД игре.
Был я тогда уже сложившимся специалистом, абсолютно уверенным в том, что с дипломами физфака Ростовского (на Дону) и философского факультета Свердловского университетов, многочисленными знакомствами в ростовском и свердловском философском сообществах, я в свои 33 года себе равных в тогдашней советской философии не имею. Сама же Встреча (в хайдеггеровском смысле) произошла «через» юного Рифата Шайхутдинова, меня потрясшего. В то время студент киевского инфизкульта, он так ориентировался в тонких философских проблемах, как не ориентировался никто из ранее мною встреченных профессоров философии, совершенно спокойно достигал тех глубин, которые я считал своими личными открытиями, оплаченными годами размышлений. Много позже я понял: то была Встреча с коллективной мудростью ММК и неокантианской мыслью, которая тогда была у Рифата «в работе».
Три дня, проведенные бок о бок с приехавшим тогда же в Ростов Г.П. Щедровицким, сильно повлияли на мою жизнь. Впервые я почувствовал перед собой личность исторического масштаба. Он со мной не обсуждал ни мышление, ни управление, ни философию. Он рассказывал о своей жизни, в том числе рассказал историю о неокантианцах, о Теплове, не уехавшем на «философском пароходе», замаскировавшемся под эргонома и в конце 40-х решившимся передать традицию. Один из тех, кому её передавал Теплов, и стал ГП. Так он в моих глазах с самого начала был человеком, живущим в истории, в исторической традиции, и ее развивающим.
Главный вопрос, который он передо мной поставил, был смысложизненный: почему меня интересует проблема отчуждения человека и на что я готов ради того, чтобы добиться в ней ясности. Для ГП оказывалось очень важным, что я пустил на свою квартиру жить за просто так своего подчинённого, выставленного из семьи жены и не имевшего средств снять жильё, для него оказывалось важным и сходство наших биографий, и некоторых привычек, и, напротив, не очень важным – интеллектуальные конструкты, которыми я пользовался. Обсуждал со мной то, что видел на и вокруг игры исключительно с нравственной точки зрения. Его значительно больше волновало, не ошибётся ли он, если предложит Рифата на должность зав. лабораторией на КАМАЗе, чем перспективы, открывавшиеся переговорами в Ростовском горкоме партии и в дирекции вертолётного завода.
Уехал он с тоскливым недоуменным вопросом ко мне, заданном уже на перроне: зачем мне так важно совершенствовать социум? А потом я узнал, что такой же вопрос, но уже ему, задал друг юности Мераб Мамардашвили при их последней встрече.
Я ощущаю духовную близость к Георгию Петровичу. Главное в нём для меня была духовная свобода, желание идти своим непроторенным путём в жизни, способность говорить правду и сносить гонения, его отношение к жизни как пути. При этом я не считаю себя его учеником, скорее, как я сказал, близким человеком. Хотя иногда называю себя методологом. Иногда называю себя конфликтологом, иногда психотерапевтом, иногда консультантом, иногда экзистенциальным терапевтом. Мне близко сегодня экзистенциальное видение. И то, чем я зарабатываю себе на хлеб, скорее, жизненная стезя, чем профессия.
Пребывание в методологическом движении сделало для меня подвижными (условными) собственные взгляды, что некоторое время спустя позволило вступить на путь их кардинального пересмотра, облегчило занятия конфликтологией и контакт с представителями разных культур.
Что привело меня в Движение? Было время, когда я чувствовал там истину, и для меня она была не в «чём», а в «ком». В персонажах – в ГП, А.С. Казарновском, Тимофее Сергейцевом, Рифате Шайхутдиновом, Юре Громыко, Ирине Постоленко, Искандере Валитове, Сергее Попове, Пете Щедровицком, Сергее Баленко, Диме Дмитриеве, Олеге Генисаретском.
Для меня наиболее существенным в методологическом движении, как в его семинарской, так и игровой формах, был Дух. Это был тот же Дух, что веял над Сольвейскими конгрессами, созидавшими квантовую механику.
Я не храню архива. Поэтому то, о чем пишу, помню на память.
Меня интересовала тема «собственность и деятельность», по ней я делал сообщения на нескольких семинарах. (Весной 1989 г. на игре в Челябинске «Предприятие XXI века» я закончил исследования на эту тему, построил схему и успокоился: осенью по итогам исследований у нас был организован семинар, вёл его А.С. Казарновский, участвовал в нём и П.П. Мостовой.)
Вторая тема, по поводу которой я проводил исследования и организовал (1988-90 гг.) методологические семинары – «диалог культур». Активное участие (до переезда в Москву) в них принимал П.П. Мостовой и Т.Н. Снитко (позже она для более детального освоения герменевтики переехала в Пятигорск к В.П. Литвинову). Одновременно ту же тему мы обсуждали с разными участниками методологического движения. Это принесло свои плоды: в 1990-91-м году я стал одним из организаторов работ на эту тему, разворачивавшихся в Елгаве. Другим их организатором, а также проектировщиком и руководителем был Т. Сергейцев.
В рамках этого проекта создавались учебные группы медиума Николая Шерстенникова по развитию сверхестественных способностей, параллельно методологи искали формы мыслимости о феноменах, с которыми они встретились. Там же состоялась встреча с экзистенциальной группой А.Е. Алексейчика с участием медиума и методологов, которые пытались методологически охватить его экзистенциальный праксис.
Затем проблемы диалога культур обсуждались на других площадках. В Питере – в рамках российско-американской программы по конфликтологии. На семинаре в Челябинске мы обсуждали кризис в естественных науках. В Якутске, а затем в Казани Т. Сергейцев и И. Валитов развернули дискуссии по поводу разных подходов к пониманию проблем здравоохранения в связи с переходом к практике медицинского страхования, а затем и в рамках экспертизы антираковой программы Татарстана. Наконец, в 2000 году в Киеве проходил постоянно действующий семинар «Новый римский клуб», на котором мы вернулись к обсуждению диалога культур. В этих семинарах, помимо упомянутых коллег, участвовали также О. Генисаретский, И. Постоленко, А. Павлов, И. Подчуфарова, Е. Никулин и др.
К сожалению, нам с Тимофеем Сергейцевым не удалось организовать в МФТИ постоянно действующий семинар по осмыслению экстрасенсорных явлений и по методологической проработке кризиса современного естествознания. Не удалось также сподвигнуть Петра Щедровицкого сменить акцента с методологии управления на историю ММК, переведя Кружок из эзотерического в экзотерическое образование. Я готов был подготовить соответствующий курс для философских факультетов (в разных городах) и провести необходимые действия в Минобре для «всаживания» истории ММК в соответствующие образовательные стандарты, но Пётр на это не пошёл.
Наиболее значимой, на мой взгляд, темой, которую за годы моего участия обсуждали в семинарах и играх, была тема социального знания. Наиболее остро её ставил С.В. Попов. А наиболее весомый, по гамбургскому счёту, содержательный результат методологического движения – сама концепция СМД методологии. И, конечно же, дух открытия, своей исторической значимости, «лифт», с помощью которого студент мог встретиться и сравняться с секретарём обкома или академиком. Появление адептов СМД методологии по всему пространству СССР.
Ее основная претензия – произвести сдвиг от натурфилософского к инженерному (в основном) мышлению, она вполне вписывается в глобальную технократическую струю и, соответственно, реализуется. Результатом такого понимания своей миссии стал свойственное многим методологам стремление занять в обществе позицию, позволяющую заниматься социальной инженерией.
На мой взгляд, в версии ГП методологическая позиция экзистенциальна, что даёт возможность различать тех, кто её использует ради чего-то иного от тех, кто её подтверждает и воплощает своей жизнью.
Нынешняя ситуация методологического движения, по-моему, близка к кризисной. Утерян дух, который десятилетиями взращивали в кружке: стремление к власти и деньгам (как мне кажется) будет сводить методологические устремления на нет, вплоть до полного исчезновения. Мне уже заявляют (в основном, «молодёжь»), что на мероприятия надо ездить с тем, чтобы и себя показать, и на работу наняться к двум большим работодателям (фамилии называть не буду)!.. И самому мне уже приходилось наблюдать, как методологи, нанимаясь к бизнесмену, начинают «искривлять» свои высказывания, лишь бы угодить ему, заказчику, угодить и…
Я же убежден, что сохранность методологичности обеспечивает стремление не превращать жизненную стезю в профессию, профессию – в услугу, а ее – в жизнь по принципу «чего угодно-с». Но это если у человека, именующего себя методологом, возникает такой вопрос, то кто он теперь?
В настоящий момент я директор Международного Института экзистенциального консультирования (экзистенциальная терапия и персональное консультирование); гл. редактор (издатель) международного журнала «Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия»; председатель правления «Ассоциации конфликтологов ЮФО». Также занимаюсь конфликтологией, экзистенциальными корпоративными сессиями, экзистенциальным (сюжетным) туризмом. Недавно возобновил в Ростове с коллегами методологический семинар и сессии по реорганизации деятельности, в которых я стараюсь хранить экзистенциальную позицию.