Марача Вячеслав Геннадиевич
С методологией я познакомился студентом 4-го курса физтеха (МФТИ), где занимался теоретической физикой, о чем мечтал со школы. Однако вдумчивое прочтение серьезных учебников и знакомство с тем, как «наблюдают» элементарные частицы, разрушило мою наивную веру в то, что экспериментальные данные позволяют подтвердить или опровергнуть научную теорию. Для того чтобы разглядеть «очень короткоживущую» частицу, нужно заранее выбрать теорию, в рамках которой будут интерпретироваться результаты эксперимента.
Получался заколдованный круг. Я мучил вопросами преподавателей и наставников, составлявших элиту мировой физики, но из их ответов уяснил лишь, что то, о чем я спрашиваю, это уже не физика, а философия. К счастью, на кафедре философии были специалисты по методологии науки, разбиравшиеся в физике. Так я узнал, что «верификация» теории экспериментальными данными – не очевидность, а сложная логико-методологическая проблема, и что «язык наблюдения», в котором описываются экспериментальные данные, «теоретически нагружен». Все это и создает волновавшие меня парадоксы. Так первыми методологами стали для меня К.Поппер и К.Маркс («Тезисы о Фейербахе» прекрасно ложились на проблему интерпретации квантовой механики).
Словом, к знакомству с ММК я был «морально готов» – но сама встреча оказалась во многом случайной. На физтехе я уже не застал семинара с участием В. Головняка, Г. Копылова, С. Попова, но хорошо знал А. Павлова, Т. Сергейцева и Т. Бибилашвили, а они продолжали традицию методологических обсуждений с младшими студентами (в их числе был М. Флямер) и участвовали в ОДИ.
Впервые я попал на игру (1986) С. Попова, посвященную, в частности, построению схем «технического знания», и в ходе обсуждений осознал, что не понимаю, как мыслят ученые. Перспектива разобраться с этим при помощи методологических схем показалась привлекательной: я начал посещать семинары Г.П. Щедровицкого и параллельно включился в методологическую работу через ОДИ. Игры – порождение методологии, и мое сознание из естественнонаучного, «натуралистического» постепенно стало «методологическим». Открылось перспектива безграничного мира: я поверил, что методология действительно «может все»!.. Главное – перестать «впериваться» сознанием в объекты мысли и попытаться «схватить» сам процесс мышления, научиться выделять «мыслительные средства» и переносить их из одной области в другую. И тогда не страшны никакие междисциплинарные границы!
Так, от увлечения методологией науки я позже перешел к методологии права и мышления как такового. Между объектами физики и юриспруденции – почти ничего общего. А вот между естественнонаучным мышлением и юридическим – уже гораздо больше: и то, и другое – мышление! Кроме того, в обоих случаях оно связано с коммуникацией и деятельностью. Конечно, морфологии объектов физики и юриспруденции во многом отражают специфику этих предметов. Но функциональные и рефлексивные связи коммуникации, деятельности и мышления (связи мыследеятельности) – это уже предмет методологии.
Ощущение безграничных возможностей методологического мышления и мощи технологии ОДИ произвели неизгладимое впечатление. Я был очарован личностью ГП и увлечен общением с С. Поповым, П. Щедровицким и Ю. Громыко, которые терпеливо отвечали на мои дурацкие вопросы. Весной 86-го я поучаствовал в И-49 (где ГП высказал свое знаменитое суждение: «в ИПК КамАЗа отсутствует деятельность»); осенью попробовал себя в качестве игротехника на нескольких играх Попова (в ИПК Минавтопрома с «резервом министра»), а в феврале 87-го – на И-52, где была предпринята попытка передачи технологии ОДИ педагогическому сообществу (что потребовало глубокой рефлексии процессов, происходящих в ОДИ). Итогом осмысления этих первых опытов стало понимание того, что я больше не могу заниматься теоретической физикой и должен посвятить себя методологии.
Поработав игротехником на играх (1986-87) С. Попова и ГП, я вскоре был «переквалифицирован» в «свободные методологи». В силу специфики такого положения и будучи по натуре больше «мыслителем», чем «деятелем», я во многом воспринимал ОДИ как «расширенный» семинар с участием «публики» (которая – вполне в духе авангардного театра – тоже участвует в игре). К такому восприятию меня подталкивал и Попов, видевший основным смыслом игр развитие методологического мышления. Подразумевалось, что практические задачи игры решаются «по ходу дела» (когда после 1992 г. многие методологи попытались переквалифицироваться в консультантов, удалось это далеко не всем: победить в себе привычку работать на развитие средств, а не на заказчика не так-то просто).
После нашумевшего на всю страну конкурса на РАФе начались игры с общественными процессами, в т.ч. общественные экспертизы. В эту тематику я вошел в процессе конкурса на БАМе; пропустив Байкальскую экспертизу (защищал диплом), я вернулся в команду Попова, когда на играх началась разработка новых – в сравнении с классической ОДИ – технологий, которые Попов позже назвал «интеллектуальным продюсированием».
Из них наиболее заметными стали методологические экспертизы – их отличали экспертные слушания, организованные как правовой процесс. К созданию процессуальной формы экспертизы были привлечены блестящие юристы: А. Матюхин и С. Танцоров (вместе с ними мы разработали и обосновали «Правовые процессуальные установления» экспертизы – см. «Кентавр» № 23, сохранился также целый том уникальных стенограмм), С. Мирзоев, Е. Мизулина и Д. Кирдяшкин. Также мы обсуждали вопросы о сущности права и юридического мышления, под руководством Попова участвовали в школах по методологии права.
Тогда же я включился в спор между С. Поповым и П. Щедровицким о предельных основаниях мышления. Те дискуссии не только выявили основания расхождений этого замечательного тандема, но и привели (при активной роли Г. Копылова) к методологическому различению миров и онтологий, что позволяло работать с интеллектуальными ситуациями нарушения регулярности мышления (тогда в ходу были метафоры «катастрофического» и «безопорного» мышления). Осмысление в этом контексте технологии экспертизы, способной работать с позициями, опирающимися на разные онтологические основания, привело Попова к идее построения «институционального мышления» (в оппозиции трансцендентальному) и институционального подхода. Этой проблематике был посвящен и ряд моих докладов на методологических школах и съездах (1990-91). Один из них (на III-м съезде) был одобрен ГП, что вдохновило меня на первую публикацию – причем сразу об основаниях методологии («Встреча методолога и самосознания» // Кентавр. 1991. №2).
Дружба с Матюхиным способствовала началу моих поездок (1991) в Алма-Ату, где он тогда вел кружок по методологии права со студентами-дипломниками, начавшими участвовать в ОДИ. Однажды в поезде по пути в Омск к нам пришла идея создания вуза, формирующего у студентов юридическое мышление как основу способности понимать, применять и защищать Право. Усилиями Матюхина такая школа права была создана (1992), сейчас это один из лучших вузов Центральной Азии. Тогда же начались наши беседы «под магнитофон», посвященные попыткам применить намеченный на методологических школах и экспертизах институциональный подход к осмыслению ситуации становления государственности в Казахстане. Итогом тех обсуждений стала схема состава института (1993), которую я попытался перенести на методологию («Институциализация методологии» // Кентавр. 1994. № 2), а с 1995 г. началась многолетняя серия наших совместных публикаций.
Параллельно с работой в команде С. Попова (1989-92 гг.) и «Алма-Атинской линией» я участвовал в семинарах и «семейных» играх П. Щедровицкого (1990-93 гг.). В одном из них («Современные философские стратегии») родились Тринадцать принципов инквизиционного права в интеллектуальной дискуссии, позже переработанные в статью (Вопросы методологии. 1994. №3-4). Формой осмысления опыта методологических экспертиз и позиции эксперта в ОДИ стал семинар, посвященный «экспертному отношению», который мы несколько месяцев вели с С. Зуевым.
В 1992 г. я начал работать советником мэра подмосковного г. Долгопрудный (там находится alma mater – МФТИ), сформировал в мэрии информационно-аналитический отдел (1992-95). Это позволило запустить в Московской области проект «Межмуниципальная телекоммуникационная сеть» (сейчас это звучит банально, но тогда еще не было Интернета!), а также увидеть изнутри «коридоры власти» и глубже познакомиться с проблемами местного самоуправления и регионального развития.
Затем началась еще одна линия моих занятий методологией права (1994-96): семинар и игры под руководством Л. Карнозовой. Для меня основным содержанием здесь стала отработка институциональной методологии на материале суда присяжных и процессов судебно-правовой реформы, что нашло отражение в выступлениях и статье, опубликованной в книге «Судебная реформа: проблемы анализа и освещения» (отв. ред. Л.М. Карнозова) и комментариях к ней.
Участие в этой работе сблизило меня с В.М. Розиным, который заинтересовался проблематикой юридического мышления. Важнейшие методологические результаты этого периода – понятийные оппозиции «фронезис» – «эпистема», «институциональное опосредование» – «семиотическое опосредование», а также схема социально-организованного мышления, разворачивающегося через институциональное опосредование. Эту проблематику я обсуждал на семинаре Карнозовой с В.М. Розиным и О.И. Генисаретским, который еще в конце 60-х ввел в ММК представления об институтах и институциональной организации. Это позволило сформулировать программу построения институциональной методологии как институционального подхода к организации мышления и деятельности, изложенную в докладе на III Чтениях памяти ГП, затем переработанном в статью («Исследование мышления в ММК и самоорганизация методолога» // Кентавр. 18. 1997).
Попыткой практической методологической работы с образовательным институтом стал наш совместный с Б.В. Сазоновым проект в Высшей школе культурологии (1996-2000, «Кнехты мышления на границах Касталии» // Школа и открытое образование. – Москва-Томск, 1999). То был экспериментальный курс, совмещавший традиционное заочное обучение студентов с режимом интенсивных сессий, которые проектировал (затем рефлектировал) методологический семинар; его участники – С. Котельников, В. Малкин, Е. Никулин, Б. Сазонов и я, периодически включались преподаватели ВШК и «продвинутые» студенты.
Тогда же ректор ВШК А.Я. Флиер предложил мне написать статью о правовой культуре. В это время я, приглашенный директором Московской международной киношколы Д.Л. Саксоновым, преподавал там право и политологию. Рождение в процессе преподавания схематизма правовой культуры и представления о сфере права (1996-97) инициировало продолжение серии наших совместных публикаций с Матюхиным. Новый инструментарий позволил описывать уже не отдельные правовые и политические институты, а сферу права как систему институтов и право в целом как особый социокультурный институт (библиографию см. в наших статьях в ежегоднике «Системные исследования» за 2002 и 2003 гг.). Основные идеи этого периода легли в основу обобщающей монографии Матюхина «Государство в сфере права: институциональный подход» (Алматы, 2000).
В 1997-98 гг. я стажировался в Центрально-Европейском университете (Будапешт), где благодаря В.Н. Садовскому познакомился с учениками К. Поппера – М. Ноттурно и Дж. Агасси. Это общение, а также работы Г. Копылова, с которым я вел дружеские дискуссии, возродили у меня интерес к методологии науки. Моя позиция по этим вопросам наиболее полно изложена в работе «Структура и развитие науки с точки зрения методологического институционализма» (Кентавр. 33. 2004).
В 1997 г. мне довелось поработать и над «Программой государственного строительства в РФ», включавшей концепцию административной реформы и меры по совершенствованию федеративных отношений. Работу инициировали помощники Президента РФ М.А. Краснов и Г.А. Сатаров, команду методологов возглавил М.В. Рац. Продолжению размышлений над проблемами государственного строительства способствовала работа над докладом Центра стратегических исследований Приволжского Федерального округа «Государство. Разграничение полномочий» (Нижний Новгород-Москва, 2002). Команду по подготовке доклада возглавляли О.Б. Алексеев и О.И. Генисаретский. Еще по линии ЦСИ ПФО хотелось бы отметить проект «Региональная социальная политика» (совместно с О.Б. Алексеевым). Рефлексией этого комплекса работ стало построение совместно с Матюхиным институционально-функциональной теории государственной власти (см. «Президентская власть в политико-правовом пространстве Российской государственности» // Политика и политология: актуальный ракурс. – Москва-Тула, 2005).
Параллельно в ОАО «РОСНО» (1997-2001) я занимался маркетингом и стратегическим планированием, а затем разработал «Набросок научно-исследовательской программы в области «прагматики культуры» в одноименном фонде (см. том «Антропополитика» Культуротехнического альманаха «Архэ», 2004 (5)).
В 2002-03 годах я участвовал в инициированных П. Щедровицким сравнительных исследованиях. Итогом этой работы стали доклад и статья «Г.П. Щедровицкий – Дж. Ролз: проблема социального действия и вопрос о возможности политической философии ММК» (Чтения памяти ГП 2002-2003 гг. Доклады и дискуссии. – М., 2004). Тогда же я реконструировал становление основных идей и форм организации интеллектуальных практик ММК (№№ 1 и 2 журнала «Философские науки», 2004).
С 1998 г. работаю с методологическими web-сайтами. Проект «Методология в России» (www.circle.ru) мы запускали (1998-2002) совместно с Г. Копыловым, В. Никитаевым и Г. Реутом. Сайт www.gp.metod.ru делали совместно с И. Степкиной и А. Соколовой при неоценимой помощи всей команды Metod.Ru (2003-05).
И the last but not the least: о линии с управленческим консалтингом. Сейчас это моя основная работа, а основные вехи таковы: попытки перенести в консалтинг технологию ОДИ (1992); первые опыты экспертного консалтинга (1993-94); упомянутые выше проекты в мэрии Долгопрудного (1992-95); учеба у А.И. Пригожина (1996); проекты с Б.В. Сазоновым в ВШК (1996-2000) и в 1С-РАРУС (1998); работа с Сазоновым и учениками С.В. Попова – О.В. Бовенко и А.И. Алексеевым (2002-03).
С 2004 г. я в «РОЭЛ Консалтинг», где занимаюсь разработкой стратегий и программ развития регионов и муниципальных образований, отраслевыми программами, консультированием оборонных предприятий, разработкой системных проектов создания интегрированных структур в ОПК и т.д.
Кандидат философских наук (2004). Диссертация подготовлена под руководством Б.В. Сазонова и В.М. Розина, ее можно найти на сайте www.circle.ru.