Рац Марк Владимирович
Я познакомился с Г.П. Щедровицким в конце 1982 г., будучи уже давно завлабом НИИ, доктором (геолого-минералогических) наук, профессором и одновременно собирателем-библиофилом. В значительной мере именно в библиофильстве находили до той поры выражение мои врожденные гуманитарные интересы, трудно совместимые со случайно приобретенной профессией геолога.
Начинаю таким странным образом, чтобы понятнее был следующий тезис: хотя стремительное – идейное и личное – сближение с ГП произошло после моего участия в ОДИ (И-24, Одесса, май 1983 г.), место для методологических идей и подходов было заготовлено в моем сознании всей предыдущей жизнью. Наряду с гуманитарными интересами и собирательством я сослался бы еще на два обстоятельства. Во-первых, на свою «политическую деятельность» после ХХ съезда партии и венгерских событий 1956 г., когда я был лидером студенческой «оппозиции» в Геологоразведочном институте (МГРИ), где учился, и, во-вторых, на последующий опыт инженерной (я занимался, в основном, приложением геологии к строительству) и научной работы, посвященной решению геологических задач математическими методами. Когда мы начинали (на рубеже 1950-60-х гг.) это последнее было совершенно еретическим занятием, а кибернетика только что перестала быть «продажной девкой империализма».
До нашего знакомства я не слышал даже фамилии Щедровицкий. Уже потом мы с ГП «вычислили», что разминулись в 1967 г., когда я не попал на конференцию по системному подходу на философском факультете МГУ, куда представил доклад о системном подходе в геологии и где он активно выступал. Но лучше поздно, чем никогда: на игру в Одессу (после нескольких месяцев знакомства с ГП) я привез уже специально собранную для этого группу коллег – геологов-изыскателей со всего Союза, с которыми мы занялись, согласно программе игры, анализом ситуации в своей профессиональной области.
Игра (игротехником в нашей группе был совсем еще молодой С.В. Попов) произвела на меня буквально ошеломляющее впечатление. На такое празднество духа мне довелось попасть впервые в жизни, и жизнь открылась мне как бы давно жданными, но сокрытыми до той поры сторонами. Пытаясь передать свои тогдашние впечатления друзьям и коллегам (некоторые надо мной посмеивались), я говорил, что вроде как привыкнув к немому черно-белому кино, впервые попал на звуковой, цветной, широкоформатный фильм. Образ пусть не высокохудожественный, но точный: где же было советскому технарю (даже библиофилу) столкнуться с рефлексией, анализом ситуации, самоопределением, целеполаганием, проблематизацией и понятийной работой по этим темам (т.е., уже рефлексией второго уровня)?! При всех своих гуманитарных интересах я впервые на практике встретился с концентрированной гуманитарной мыслью высочайшего класса.
К тому же я был совершенно покорен интеллектом и обаянием ГП: это напоминало юношескую влюбленность, необычную для человека моего возраста и положения. По-видимому, и он находил во мне какой-то интерес, во всяком случае, мы стали регулярно встречаться, я стал участником многих игр. Вскоре обстоятельства сложились так, что мы – совместными усилиями с С.П. Никаноровым – устроили ГП на работу к нам в ЦНИИПРОЕКТ (прежде ЦНИПИАСС, там десятью годами ранее готовился знаменитый «Кирпич»), где я руководил в те годы отделом методологии изысканий.
Формально ГП был определен старшим научным сотрудником в соседний отдел экономики изысканий, но фактически мы работали вместе, у нас был методологический семинар, и мы вместе подметали улицу Варги на очередных коммунистических субботниках. Такая жизнь продолжалась два-три года (1984–86), они стали для меня временем наиболее интенсивного освоения методологических идей и подходов. Впрочем, еще в Одессе я решил, что отныне методология будет главным делом моей жизни, хотя, будучи избалован относительной легкостью достижений в своей профессиональной области, совершенно не представлял себе, какие усилия и способности нужны хотя бы для самого скромного движения в этом направлении.
Понимание (или ощущение) масштабов фигуры ГП и методологических новаций пришло ко мне сразу, еще в Одессе, но осмысление методологии как новой формации мышления, рядоположенной с философией и наукой, продолжается по сию пору. Хотя сам ГП, по крайней мере, в конце жизни, именно так и думал, такое представление далеко не общепринято даже среди его учеников, да и я смог более или менее артикулировано прописать его только в последние годы. Моя статья на эту тему была опубликована в приложении НГ-Наука к «Независимой газете» (11.02.2004) к прошедшему юбилею ГП и ММК, а в существенно дополненном виде вошла в мою печатающуюся сейчас книгу.
Я думаю (хотя это в значительной мере вопрос фокусировки), что, пройдя исходный «курс обучения», в дальнейшем я не столько развивал методологию, сколько занимался ее приложениями (по первоначальным интенциям – популяризацией). Приложения шли в двух направлениях. Одно родилось из моих прежних занятий инженерной геологией: от методологии проектно-изыскательских работ (ПИР) через экологию человека к методологии общественно значимых преобразований, методологии науки и политологии, понимаемой как учение о политической деятельности. По этой линии мы двигались коллективом: в его ядро входили М.Т. Ойзерман и Б.Г Слепцов, а в разные годы также Г.Г. Копылов, С.И. Котельников, Т.Н. Сергейцев, С.Л. Тарутин, М.Г. Флямер. Наше движение маркировалось постоянным участием в семинаре Георгия Петровича (в те годы в СНИО), регулярными поездками на ОДИ (некоторые из них, по проблематике ПИР, нами и организовывались, но проводились неизменно под руководством ГП) и публикацией статей и книг (некоторые из них перечислены далее). С этим движением связаны и работы ГП, вошедшие в изданный много позже томик «Программирование научных исследований и разработок» (М., 1999).
На рубеже 1980-90-х гг., продолжая и диверсифицируя движение по этой линии, мы работали с А.П. Буряком и Л.М. Карнозовой, семинар которой был в те годы одним из узлов неформальной методологической сети. С начала 90-х в связи с происходившими в стране событиями я окончательно сменил круг занятий, переключившись на методологические проблемы жизни общества и обществоведения. Во второй половине 90-х регулярно выступал как публицист, главным образом в «Независимой газете». Участвовал в играх Карнозовой, направленных на методологическое обеспечение судебной реформы, в концептуальных разработках для Госстроя, Минтопэнерго (вопросы обеспечения отраслевой безопасности), Госдумы РФ (экологическая безопасность, «устойчивое развитие»), Администрации президента (проект административной реформы 1997.г., национальная безопасность РФ).
Движение по второй линии происходило в те же годы подспудно в развитие моих библиофильских занятий, но тоже было связано с участием в ОДИ и семинарах культурологической ориентации, проводившихся – в частности, с библиотекой «Сургутнефтегаза», последней игротехнической командой ГП. Мое активное движение по этой линии, начавшись с большой задержкой, было отмечено статьей о библиофильстве («Вопросы методологии», 1991, № 4, 1992, № 1). В отличие от охарактеризованного первого направления, здесь я выступал как киплинговский кот, гулявший сам по себе: до сей поры собирательская деятельность вообще и библиофильство в частности если и осмысливались как-то, то почти исключительно в психологическом ключе. В большинстве же публикаций на эту тему речь шла исключительно о «людях и книгах». Я впервые перенес акцент с субъектов и предметов собирательства на собирательскую деятельность, стал рассматривать ее как принципиально новый объект рефлексии, анализа и возможных преобразовательных усилий, а уже в последние годы предпринял попытку наметить контуры собирательства как особого типа мышления и деятельности.
В итоге я вышел на проблематизацию традиционных книговедческих представлений, на глубинные вопросы коммуникации и гуманитарной науки, частично рассматриваемые в выходящей теперь книге. Важным кажется мне и мостик, переброшенный в ходе этих занятий между идеями двух крупнейших русских мыслителей ХХ века – М.М. Бахтина и Г.П. Щедровицкого. Субъективно же для меня важнейшим результатом работы последних лет становится соединение двух указанных направлений деятельности. Если говорить о моем личном понимании своей текущей работы, то я назвал бы свои занятия «гуманитарной методологией», хотя это наименование отражает важные только для меня смысловые переакцентировки: в сущности, именно такая методология и формировалась в ММК.
Подводя итоги, я сказал бы, что поздно познакомился с методологией и, хотя успел надлежащим образом реорганизовать и перестроить свою активную жизнь, уже мало что смог сделать. Но, может быть, успею хотя бы переосмыслить ее и отчитаться перед своими потомками – зачем я пришел в этот мир? Сейчас думаю, что прожил две жизни: одну, «научную», до, а вторую после знакомства с ГП и методологией. При всей их бедности внешними событиями обе они были достаточно насыщенны и по-своему увлекательны, но вторая оказалась неизмеримо более многомерной и глубокой. Ощущение в точности такое, что я вышел из интеллектуальной тюрьмы на свободу. Другой вопрос, как мне удалось ею воспользоваться. Думаю, данные мне природой способности не были чересчур велики, но, если мне удалось их использовать с приличным КПД, то этим я обязан Учителю. Остается благодарить судьбу и надеяться, что я еще успею пересмотреть и суммировать результаты своей работы по первому из охарактеризованных направлений. Наверное, это уже не столько методология, сколько теоретизация методологии, переосмысление и захоронение ее достижений в культуре. Но каждый делает, что может, с возрастом приходится считаться, да и с захоронения в культуре только начинается вторая жизнь достижений человеческого духа.
Избранные публикации
Книги и брошюры:
Политика развития: первые шаги в России. М.:1995.
Концепция обеспечения безопасности. М.:1995. Соавторы: Г. Копылов, Б. Слепцов.
Идея открытого общества в современной России. М.: Магистр, 1997.
О собирательстве: заметки библиофила. М.: НЛО, 2002.
Книга в системе общения: вокруг «Заметок библиофила». СПб: Ретро, 2005 (в печати).
Статьи:
Феномен шламонакопителей // Человек и природа, 1989, № 2. Соавтор: Л. Кравченко.
О фундаментальном и прикладном в науке и образовании // Вопр. философии, 1996, № 9.
Освободить будущее от прошлого? Освободить прошлое от будущего? Введение к Теме // Связь времен, М.: Прогресс-традиция, 2001.
Российский проект в глобальном контексте (Идеология развития в политике) // Полис, 2001, № 6.
Диалог в современном мире // Вопр. философии, 2004, №10.
Место нормирования и его стратегия в процессах развития // Кентавр, 2005, № 35