[Три предыдущих события, именуемых Чтениями, можно теперь сказать, дизайнеров не имели, и строились абы как, по схеме научной конференции, с которыми всю жизнь боролся Г.П. Вот теперь есть дизайнер, есть проект и, я думаю, в любом случае что-нибудь приличное да выйдет. Я буду в соответствии с заданием, поставленным дизайнером, вспоминать про Г.П. и выделять значимое для меня в этом человеке тогда и сегодня. Чем из того, что тогда удалось увидеть и понять, я пользуюсь.
Я думаю, что Г.П. принадлежит СМД-генерации, и за столом есть четыре места для докладчиков, но есть еще вот этот ряд фотографий Г.П., и я думаю, что он представляет 99% присутствующих здесь СМД-ораторов.]
Прошло уже достаточно времени — не знаю, можно ли так сказать — после того, как Г.П. не стало, и начинает постепенно выделяться самое важное и самое значимое в нем, и для меня лично очевидно, что этим самым важным и самым значимым была его воля. [Поэтому, когда мне предложили здесь выступить и обсуждалось название доклада, я назвал его «СМД-методология Щедровицкого как воля». Я текстик написал на тему «воля», мы с Ю.Н.Теппером, сидящем в зале, обсуждали эту тему, наверное, год. Но это моя отсебятина, поэтому я про это говорить не буду, а] попробую проиллюстрировать этот тезис на том, как жил Г.П. и как он работал.
Я с ним познакомился в 1978-м году, и меня уже через два-три года стала потрясать стремительность его превращений. Он не менялся внешне, только в конце жизни резко изменился. А я, приезжая на каждое следующее мероприятие и начиная с ним разговаривать, вдруг с ужасом понимал, что разговариваю с другим человеком. У него сменился круг ориентаций, появились новые понятия, и он делал следующую страшную вещь — и это было очень трудно принять, и работать с ним, в связи с этим, было трудно: нечто поняв, он тут же это артифицировал, надевал на себя и начинал работать в этой понятой схеме. Стремительность его превращений — мой первый тезис. Г.П. демонстрировал, на мой взгляд, способность делать себя местом в промысленной им схеме, или, как говорили в то время, надеть на себя схему, сработать по схеме.
Один наш товарищ — В.Шестаков — образно сформулировал такой красивый тезис: «от тонкого аромата содержания к вони и грохоту исполнительских машин». Для меня это и есть переход от ММК, где, как говорил мне когда-то А.Г.Раппапорт, методологи анализировали мышление Аристотеля, Канта, Гегеля, Галилея и т.д., к разным проектам и программам, в которых мы должны были анализировать, как какой-то дядя Ваня пукнул… Методологическое мышление при этом приобрело служебную функцию — техническое сопровождение различных практик. И ММК заканчивается, на мой взгляд, в 78-79-м году, его больше нет, и начинается организация СМД-движения.
Что такое СМД-движение по сути? Для себя я это формулирую так — это организация передачи практического мышления группам, заинтересованным в программах развития. И делал это Г.П., сначала пытаясь создавать кружки. Был в Москве ММК, потом в Харькове появился кружок, в Киеве у нас был кружок, в других городах. Не очень сработало.
После того, как игры пошли, стали отпочковываться в разных городах игротехнические и методологические клубы, потом была скандальная ситуация с попыткой сесть на СНИО, в ходе которой внутри «головки» СМД-движения произошли разные коллизии.
В 1990 году была придумана следующая форма практической организации и передачи СМД-мышления: Сеть методологических лабораторий. Это происходило еще с участием Г.П.
А с 92-го мы пытаемся делать локальные образовательные системы… такие профтехучилища. Сначала тоже пытались назвать себя университетом, но потом поняли, что развелось такое количество университетов и академий, что просто стыдно уже в этой компании, и я сейчас говорю: «У нас ПТУ». И мы решаем такую техническую задачу.
Это у меня вступление. [Это ведь Чтения Памяти, значит — немножко воспоминаний, вот такое введение с воспоминаниями, еще должно быть послесловие, я в конце его сделаю.] А средняя часть будет собственно Чтения. У меня в руках том, называется «Проблемы социализации и профессионализации методологии». Дискуссия происходит 19 января 1974 года на Петрозаводской. Участвуют: Н.Алексеев, О.Генисаретский, Б.Сазонов, А.Рапопорт, В.Дубровский, Н.Кузнецова, переписывал и комментировал все это М.Папуш. Очень классный текст, я его люблю, иногда цитирую. Здесь будет повторяться один рефрен…
Итак, перехожу к Чтениям [зачитывая Г.П.Щедровицкого]:
«Г.П.Щедровицкий … Прежде всего хочу напомнить вам, в каких условиях возникла программа методологической работы. Я полагаю, что основным движущим мотивом было, прежде всего, исключительное социальное напряжение тех лет. Обращаясь к логике и методологии, мы ставили своей задачей не реформирование самой логики… Как сказал несколько дней тому назад Саша Зиновьев: «Меня, в конце концов, совсем не интересуют проблемы силлогизма, или даже вывода, я не этим занимаюсь всю свою жизнь, мне наплевать на логические схемы, теории и формулы». И надо сказать что он абсолютно прав здесь и точно передает суть дела. И вы понимаете, что если это чувствуется даже в работах Зиновьева, то в какой же мере этим наполнены другие работы нашего круга. Но как бы то ни было, своим возникновением методология и содержательно-генетическая логика обязаны именно этому широкому кругу социальных проблем и той борьбе, которую мы вели в 50-е годы.
Я полагаю, что большим недостатком нашего нынешнего положения и нашей нынешней работы является то, что этот дух утерян… При этом он по-разному утерян старыми членами кружка и не приобретен, и даже не понят новыми членами кружка. Вы прекрасно понимаете, что сам по себе критицизм бесперспективен. Не могло быть никакого критицизма, если одновременно не вырабатывалась некая позитивная, положительная программа и не проводилась конструктивная работа. Но чтобы быть подлинно критическими, мы должны были противопоставить существующим представлениям какие-то другие, не менее положительные в своих итогах и в своем употреблении. Мы с самого начала ставили задачу социализации и активной работы. Мне это очень важно сказать, потому что потом в рамках нашего кружка сложилась философия отщепенцев-схимников, которые делают свою работу в порах общества и не занимают никакого положения… И когда я месяц-полтора назад сказал Виталику Дубровскому, что нужно помнить о том, что мы принадлежим к правящему классу, и определять свое поведение и свои действия исходя из этого, то он сделал вид, что он просто ничего не понимает. Но я об этом сейчас говорю, поскольку уже в 54-м году такая идеология была очень твердой и установка была на нее…
(Генисаретский делает замечание: не «уже», а «еще»…)
Для меня «уже», для вас «еще», и в этом разница наших позиций, которую я прошу зафиксировать. И больше того, я тебе, Олег, напомню фразу, которую ты мне сказал, что «таких, как были эти четверо, больше нет…» Я сейчас все время сравниваю вас с людьми, занимающими другое положение, скажем, в вашем возрасте, чуть старше и даже чуть младше. И я фиксирую следующее: в то время как в интеллектуальном плане вы значительно тоньше их — по другим, на мой взгляд, необходимым параметрам личности вы им значительно уступаете. В частности, в определенности личности. И поэтому я глубочайшим образом убежден, что быть подлинно целостной личностью можно только имея соответствующий уровень жизни, практических работ и связанной с ними ответственности. Без этого стать подлинным человеком — без этой формы ответственности — невозможно. Ваше положение отличается тем, что вы не имеете этой ответственности, вы просто безответственны.
Все это привело нас к одному большому вопросу, который мы с тех пор обсуждаем все время — к вопросу о том, как же жить и работать в этом мире? Во всяком случае, те задачи, которые мы перед собой ставили, оказались значительно более грандиозными, чем мы могли себе представить и почувствовать в то время, будучи молодыми. И эти проблемы, которые имели большой смысл, были связаны с преодолением больших жизненных трудностей, чем мы могли тогда помыслить.
Это были проблемы, которые требовали значительно большего промежутка времени, чем мы тогда могли себе представить, больших промежутков, нежели те, в которых мы могли реально прогнозировать и планировать. Хотя в программах все, вроде бы, реализовывалось так, как мы хотели, но это не было реализацией планов, отнесенных к определенному времени. Наше поведение, наша деятельность (вот этот рефрен — А.З.) вызвали резкую реакцию со стороны приспосабливающихся и продвигающихся интеллигентов, я бы сказал, со стороны того, что я в широком смысле называю «мразью».
С 65-го года под большим влиянием Олега Генисаретского получила распространение идея, или принцип, «существования». Как я расцениваю его смысл — только в одном смысле. Я понимаю, что там есть масса глубоких и сложных проблем, и я с большим вниманием всегда буду слушать эти соображения. Я бы даже сказал, что мы мало обсуждаем эти вопросы, поэтому каждый из нас один не может их обдумать по-настоящему. А их надо ставить и обсуждать снова и снова, и я к этому еще вернусь.
Так вот, получила распространение идея «существования», которая получила адептов в лице Али Москаевой, потом Вадима Розина. На мой взгляд и для меня это есть позиция известного непротивления, или приспособления. Если я всегда ставил своей задачей изменение ситуации и активное переделывание ее с постановкой соответствующих программ, и исходил из ценности организационного действа, то концепция «существования», наоборот, на передний план выдвигала личность, замкнутую в себе, несущую космос или микрокосмос в себе и представляющую собой некоторую целостность. В этой же связи появились концепции культуры, а не действия, трансляции мировой культуры, освоения ее, которые были, во всяком случае для меня, глубоко чуждыми исходным идеям и социальному смыслу концепции методологии, содержательно-генетической логике и так далее. Я по-прежнему склонен оценивать это как принципиально другую социальную позицию, и именно с точки зрения различия социальных позиций подходить к анализу того содержания и различия содержаний, которое здесь есть. Для меня методология есть способ критического отношения к существующей человеческой культуре.
… Я не предлагаю проводить никаких теоретических исследований. Вот вы все время меня спрашиваете: «Что делать, делать то или это и как делать это?» А я спрашиваю: «А что вы хотите делать?» То есть с моей точки зрения не теории нет, а задачи нет…
… Если мы спрашиваем себя, в чем состоят функции и назначения методологической работы, то общий ответ такой: развивать деятельность, трансформировать деятельность… Вот мы были аспирантами, сидели на философском факультете, я был школьным учителем… Стояла передо мной проблема трансформирования систем деятельности в социуме? Нет, не стояла, у меня была проблема совсем другая — как обеспечить себе прожиточный минимум и написать диссертацию. Кстати, именно поэтому я говорю о мере ответственности.
Когда вы работаете дворником, и вас еще за это все время прижимают, то вы заняты одним — вы пытаетесь выжить, вам не до проблем, вы не доходите до их понимания. Но когда вы становитесь директором, у вас другой круг забот, вы решаете другие задачи. В принципе, за счет мышления вы можете имитировать позицию директора, но для этого у вас должно быть время для размышления, для имитации; вы можете быть мыслителем за человечество, но для этого вам нужно быть свободным от текущих дел. И если вы поднялись на такой уровень, что будете мыслить за человечество, то перед вами станет проблема социализации методологической деятельности на разных уровнях социальной организации труда. При этом задача и цель чистой методологии состоит в том, чтобы имея дело со всеми развитыми к настоящему моменту областями предметности, отделить средства от их предметных ограничений и с сохранением особенностей предметного содержания (мы переведем их в форму общих категориальных содержаний) положить их в некоем едином арсенале.
Генисаретский. Это невозможно.
С моей точки зрения, в этом состоит задача методологии как я ее понимаю. Нам необходимо делать эту работу, обеспечивать трансляцию из поколения в поколение, формировать корпус ее средств — особых, логических, квазипредметных и так далее, и это есть момент, который, хотите вы или не хотите, будет приводить к профессионализации методологического мышления, превращению его в методологическую деятельность, организованную внутри себя со своим разделением труда.
Мы должны создать школы, выделить корпус основных учебных текстов, переработать всю нашу синтагматику в набор парадигматик, мы должны соорганизовать, выделив целый ряд функций в соответствии с этими процессами — учебных, организационных, нанять директоров методологии и делать массу других вещей, иначе это не может строится»…
Ставлю точку. Здесь мне нужно было бы перейти к послесловию, но сейчас, слушая этот текст (до этого я его всегда глазами читал), я понял, что те схемы, которые я хотел сейчас нарисовать, на которых различить ММК и СМД-движение, по сравнению с тем, что было сейчас зачитано, ничтожны. Поэтому я заканчиваю.