В автобиографических интервью [3], опубликованных в 2001 г., Г.П. Щедровицкий (ГП), многолетний бессменный руководитель Московского Методологического Кружка, автор СМД-революции, методолог N 1, рассматривает себя и как равнодействующую многообразных сил и факторов влияния, и как их носителя, и, наконец, как агента мыследеятельности (МД). В этой статье мы попробуем понять и проследить по тексту книги [3] процесс становления пространства МД ГП. Статья адресована тем, кто прочел книгу и держит ее в руках; ссылки ограничены указанием на номера страниц, иногда - на даты по содержанию текста. Напомним, что сама серия интервью состоялась в 1980-82 годах, то есть в годы оформления онтологии МД.
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ И РАЗВИТИЕ: ПЕРВЫЕ ВОПРОСЫ
«Ученый не может выйти из политических отношений внутри малых человеческих коллективов и остаться ученым, но рок его, крест, который он должен, вроде бы, нести, стоит в том, чтобы живя в этих социальных, политических отношениях, всегда подчинять (Выделено нами — С.К.) их целям и задачам развития научного знания» (с.13). Эту цитату вполне можно поставить в эпиграф статьи. Однако она нужна здесь для первых вопросов и первого понимания. Насыщенность текста подобными выводами, имеющими статус принципов организации жизни и деятельности, весьма велика, и это нам поможет.
Так, далее ГП пишет: «области размышления и понимания должны быть приведены в соответствие с реальными условиями существования и с возможностью действовать» (с. 252, октябрь 1952 г.). К чему относится этот принцип? Благодаря ему ГП обосновал для себя свой выбор: его размышления сосредоточились в свободной от идеологии сфере логики. Казалось бы, в соответствии с подобными принципами действовали многие: «Наиболее думающая часть студентов и аспирантов философского факультета старалась заниматься тогда проблематикой как можно более далекой от социально-политической и поэтому почти все… выбирали в качестве тем своих дипломных или диссертационных работ логические темы» (с.281). Но понятно, что этот выбор «думающих» вряд ли соотносился ими, в отличие от ГП, с «возможностью действовать». Таким образом, возникает первый вопрос: что же для ГП означает «возможность действовать»?
Вернемся к «политическим отношениям». Они, как неизбежность, учитываются исключительно в среде «малых коллективов» и должны быть подчинены целям развития научного знания. «Сначала должны быть развиты средства человеческого мышления, а потом уже предметные, или объектные, знания, которые всегда суть следствие от метода и средств» (с. 288). Итак, очевидно, что под действием подразумевается не развитие средств. А что?
Зададимся вопросом: на что должно направляться действие? Можно ли так понять, что оно неизбежно должно иметь контрполитическую направленность, и именно в этом его важнейшая функциональная характеристика? Не имеет ли ГП в виду следующее: сначала создается «оружие» (средства мышления) с ориентацией на будущее употребление в контрполитическом действии, а потом оно готовится к употреблению (создаются предметные знания)?
На адекватность этой версии указывает прежде всего то, что – как видно из всей книги [3] – ГП никогда не останавливался перед возможностью «подчинения» знанию политической ситуации в коллективе (при условии, что возникший конфликт не выходил в опасную тогда область «высокой идеологии, высокой политики» (с.13)). Для этого, как известно, в первую очередь использовалась особая эпистемическая конструкция, — проблема. Работало это «оружие» безотказно, поскольку в коллективах «какие-либо формы внешнего примирения, проблематизации… вообще отсутствовали». Была «уверенность в том, что я могу заставить всех этих людей, независимо от их рангов и положений, говорить то, что надо. Причем не потому, что они будут бояться чего то внешнего, заставляющего их делать какие-то поступки, а потому что здесь действовал принцип публичности» (с.314).
КОНТРПОЛИТИЧЕСКОЕ ДЕЙСТВИЕ: КАК ЭТО ПОНИМАТЬ
Первое, что должно быть прояснено в предложенной нами версии предварительного понимания – это каким образом «политические отношения» могут попасть в одно пространство с «развитием средств мышления». Да, в пространстве жизни и биографии ГП две эти «вещи» присутствуют и друг с другом соотносятся, да, там это можно понять и связать, но если этим ограничиться, то мы должны будем признать уникальность данного феномена и его невоспроизводимость. А это означает ни много ни мало, как признать необоснованность претензий на универсальность представлений о пространстве МД и проекта МД.
Сама онтология МД содержит в себе возможность запуска процессов, объединяющих (в том числе, за счет проблематизации) такие организованности, как смысл (или цель) действия, с организованностями мышления и мыслекоммуникации. Более того – мышление действительно может подчинять себе понимание, обуславливающее действие. Этот процесс описывается с помощью такой технологии, как программирование; она начала разрабатываться с 1977 года, а окончательно была отработана еще на первых ОД-играх.
Но здесь нас интересует нечто иное, а именно: становление пространства МД. ГП должен был погибнуть или по крайней мере не смог бы реализовать свои намерения, если бы его действие и политический компонент ситуации, в которой оно разворачивалось, не содержали бы взаимных валентностей, «предрасположенности» к взаимообуславливанию, причем – в конфликте.
В исторической действительности можно спросить, возможно ли было то, что делал ГП, раньше, скажем, до войны с Германией. Очевидно, что нет. Неспособность интеллигенции противостоять социально-политическому насилию поражает до сих пор, судьба шестидесятников после перестройки только добавляет мрачные тона в картину тотальной импотенции к исторически-сообразному действию. Но такой вопрос и такой ответ не трансформирует чисто ситуативное понимание происходящего в принципиальное.
Обратив внимание на социально-политический контекст современной мировой ситуации, мы должны будем признать факт глобального противостояния, с одной стороны, интеллектуальных технологий, производящих и применяющих самые разные знания и средства мышления, и, с другой, — политики как деятельности по полаганию предметов общественного внимания [5], например, предметов «экологизации» человеческой активности (охраны от ее последствий). Признав это, мы можем допустить, что уже в начале 50-х, накануне хрущевской оттепели в СССР, в Московском логическом (позже – методологическом) кружке (ММК) возникли условия для складывания схем организации такого противостояния и нужно было лишь найти имитатор [4], т. е. материал общественных отношений, на котором можно было бы начать имитацию этого конфликтного противостояния. Такими имитаторами стали коллективы различных организаций и учреждений, — сначала кафедр, на которых готовили свои диссертации Зиновьев, Щедровицкий и другие члены ММК, а в конце 1970-х гг. (на играх) – коллективы, попавшие в тяжелую, административно неразрешимую ситуацию.
Но на каком основании мы сопоставляем кафедральную социально-политическую групповщину и политику как тип деятельности, да еще в мировом контексте? Сопоставляем по функции: групповщина востребует политику, без нее группа не может нащупать границы плацдарма, на котором возможно (гарантировано) применение знаний и средств мышления определенного типа. Знания и средства мышления в момент употребления сталкиваются с альтернативными предметами, полагаемыми политиками в общественной коммуникации, при этом обнаруживаются затруднения для работы в локальной действительности, производящей знания и «гарантирующих» их применимость (выдавая, так сказать, «социальный страховой полис»). Групповщина, корпоративизм обеспечивают локальную идентификацию и контроль возможности реализации представлений на «своих». Но для этого должно быть создано особое знание о «своих» и «чужих», – локальная идеология. Как это все происходило на философском факультете в начале 50-х и позднее в корпорации психологов, прекрасно описано в книге [3]. С этой точки зрения нужно сказать, что имитация пространства МД ГП (и собственно МД) началась на несобственном [4] социально-политическом материале, обусловленном исторической ситуацией и личной биографией ГП.
Как ГП относился к политической деятельности по понятию? Об этом в книге ничего не сказано. Сам ГП в силу социального происхождения из партийной семьи и причастности к живой истории, наверное, видел политику совершенно иначе, чем окружающие. Но упражняться в политике в закрытом обществе было опасно. Социально-политическое обеспечение плацдармов проблематизации ГП ограничивал личными связями, частично прикрывавшими эти эксперименты (см. ниже). Члены же групп (имитационный материал) имели возможность и право (данное идеологией) объявлять законность и приемлемость той или иной действительности. Поэтому эксперименты на группах для ГП в силу несимметричности прав коммуникантов неизбежно должными были заканчиваться отказом группы от коммуникации и переводом ситуации в план скрытого действия (например, саботажа приема экзамена, «дружеских» советов и пр.)
В рамках современных политических проектов политика комплексируется с другими действительностями, в том числе с действительностью права, дополняющей политическое действие правами решившегося на это действие [5]. На плацдарме политике ей выделяется место для локализованной проектным замыслом имитации борьбы с попытками реализации знания в ходе которой происходят попытки реализации знания. Нужно удержать смысл : знание контрполитично.
Ограниченность метода плацдармом малых групп и правовой несимметричностью коммуникации стала для ММК тормозом разворачивания средств и самого пространства МД. В 1960-е гг., в поиске плацдармов с меньшими ограничениями, методология отбрасывает имя «логика», сворачивает логическую проблематику и переходит к деятельностной онтологии – в частности, обращается к проблематике организации и управления (по принципу приведения «области размышления и понимания…. в соответствие с реальными условиями существования и с возможностью действовать», см. выше). С 1976 года постепенно сворачивается разработка программ предметно-методологических исследований [1].
В конце 1970-х появляются хоздоговора, открывающие возможность искать заказчиков в корпорации администраторов, то есть в потенциальной среде имитации проблем оргуправления. Одновременно происходит смена генерации учеников. В 1979 г. удается оформить заказ на финансирование работ по проблематике ОД-игры. С 1979 г. для проблемного программирования разработок стали использоваться полипрофессиональные коллективы, появилась Игра. Однако политическая и социокультурная импотенция профессиональных корпораций относительно назревавшей катастрофы вскоре обесценила игру. Можно лишь сожалеть о том, что через нее не сочли нужным (или: не удалось) пропустить экономистов, организовавших социально-политический переворот 1991 года.
Развитие метода теперь задержано поиском масштабных плацдармов, содержащих политическую составляющую. В 1986 году ГП объявил программу регионализации, как программу изменения формы существования методологии, но она, по-видимому, не была принята участниками движения.
Выбор политизированного плацдарма, с одной стороны, и разворачивание корпуса «тактико-технических» средств мышления, — с другой, при сохранении конфликта между процессом их реализации и политикой создают пространственный контекст трансформации самой политики, как типа мыследеятельности и ее специализаций: публичной политики – в мыслекоммуникационном (Мк) подходе, политической аналитики в Мд (организационном) подходе и пр. Те, кто избегает конфликта, становятся политконсультантами и политтехнологами. Это выбрасывает из метода и, согласно принципам МДГП, — из мыследеятельности: «выжить может только принципиальный, а беспринципность моментально ведет к уничтожению» (с. 309). Последнее высказывание нужно относить не к методу, а к граничным условиям его реализации, к условиям выживания, где МД «врастает» в жизнедеятельность.
С другой стороны, в борьбе с политикой трансформируются и машины производства средств мышления и знаний. Так, первой «пострадала» наука, которая была атакована политическими претензиями к «прикладности» научного знания.
Что касается методологии, то она страдает от социально-групповых междуусобиц. На частных плацдармах (их становится все больше), где нельзя воссоздать противостояние и взаиморазвитие политики и средств мышления, процветает групповщина. История, наверное, повторится в том смысле, что права «собственности» на каждый плацдарм, дополняющие политические амбиции собственников, будут постоянно подвергаться сомнению. Действие будет индивидуализироваться и смещаться из области конфликта знания с политикой в другие фундаментальные конфликты, образующие вместе с ним полное пространство МДГП. Что это за конфликты?
ФОРМИРОВАНИЕ МЕСТА ДЕЙСТВИЯ
Снова обратимся к книге и попробуем понять, как в пространстве МДГП формировалось место для оснащенного знанием контрполитического действия – действия уникального для академических кругов (с.11), превращавшего ГП в одинокого МД воина (принцип коллективности МД был сформулирован после технического освоения пространствообразующих конфликтов в программировании).
Наиболее ясное, — поскольку оно сформулировано по отношению к зрелому возрасту, — высказывание на эту тему мы находим у ГП в сопоставлении с позицией коллеги по ММК А.А.Зиновьева: «..я мог рассматривать себя как слугу – слугу определенной социальной страты. И я должен был выполнять свою миссию. Бестрепетно, с верой в судьбу, не делая ошибок». «Его (Зиновьева — С.К.) будущее было связано только с его личной судьбой» (с.309). «У Зиновьева не было исторического будущего, поскольку он не считал себя ни членом страты, ни членом класса, ни членом сообщества интеллигентов. Он был один… который чудом уцелел… и все: его существование, его мысли, то, что он сделает, напишет, целиком зависят от того, сумеет ли он, успеет ли он пробиться, или… его удавят раньше» (с.308).
Стратовая идентификация ГП формировалась семьей и ее историческим существованием, освоенным по книгам. «В определенном смысле, я жил историей XIX века, а книги… были очень занятной подготовкой к пониманию реальных событий» (с.106). «Вообще мир идеологии, марксистской идеологии, партийной идеологии – он каким-то образом целиком завладел моей душой: я буквально существовал в этой системе идеологических представлений и норм. К нравственно-этическому ригоризму, унаследованному от матери, добавлялся еще этот коммунистическо-социалистический ригоризм» (с. 107). «Чувствуя за собой поддержку и известную мощь семьи, я никогда не ставил перед собой проблемы «входить» во что-то – входить, приспосабливаться, пристраиваться, подстраиваться, искать какие-то формы социальной адаптации» (с.106). «И самое главное – я всегда чувствовал себя ответственным за то, что происходило вокруг, и относился к себе, как к продолжателю той жизни, которой жил. Такая активность, или то, что сейчас принято называть активной жизненной позицией, была присуща мне изначально, по рождению в этой семье» (с.108). «Придя домой, я садился… за книги… с твердым пониманием и знанием одного: я все это должен освоить и знать, для того, чтобы иметь большую мощь действования в будущем, в той исторической действительности, в которой я сам себя мыслил (с.158). «Я все это знал, причем знал «живым» образом. Людей которые там еще назывались, а потом в энциклопедии уже не попадали, я многих видел. Они приходили в наш дом, они были для меня живыми, реальными людьми… Я обо всех них говорил как о людях, которые живут для меня не только в действительности истории, но и коммунально, в жизненных ситуациях»(с.156). «Я считал, что обязан доделать то, что они не доделали, исправить то, что они сделали неправильно. В моем тогдашнем представлении это все ложилось на мои плечи» (с.159). «И начинал все это претворять в саму жизнь, т.е. так себя вести, так действовать, как будто это я — суверенный хозяин, будто от меня зависит воплощение всего того, что написано на знаменах, будто тем, как я и мои товарищи будем все это выполнять, вот этим и будет все определяться в будущем» (с.192).
Теперь необходимо выделить линию понимания. Г.П. упоминает о двух типах понимания. Первое, по-видимому, следует назвать утонченным узнаванием, опосредованным действительностью исторического знания: «…было и видение, и понимание как бы подлинных механизмов развития политических событий…» (с.106). «…для меня… с восьми-девяти лет не представляли никакой тайны механизмы происходящего. Я понимал, что движет окружающими меня людьми, каковы их человеческие интересы, страсти, насколько слова не совпадают с тем, что происходит реально». «Существование двух стандартов было так для меня очевидно, что идеология осознавалась мной именно как идеология, как механизм политики, а не как что-то, соответствующее реальным вещам» (с.105).
Другое, деятельностное понимание проявлялось в форме парадоксального (на фоне способности утонченного узнавания) непонимания. Оно возникало в случае конфликтного сопротивления социальной среды действию, сообразному стратовой идентификации и узнаванию. Непонимание усугублялось осознаваемой асоциальностью, ощущением одиночества вплоть до депрессии и мыслей о самоубийстве в критические периоды жизни. Таким образом, нужно сказать, что процесс идентификации через знание вступал в конфликт с деятельностным пониманием.
«…на философском факультете я понял, почувствовал уже в непосредственных проявлениях самой жизни то, что я раньше знал абстрактно, а именно, полную для себя невозможность существовать так, как жили и существовали люди, окружавшие меня». «Всем хорошо известно знаменитое выражение Гегеля: «Все действительное разумно; все разумное действительно». Так вот, на философском факультете… я понял, что этот принцип ошибочный, или во всяком случае не распространяется на философский факультет и нашу страну, поскольку в том, что происходило вокруг меня, не было никакой разумности…». «Это я сейчас… понимаю, что «действительность» по Гегелю, это совсем не «реальность». (с.249, 1949-52 гг.).
«…с 1948 года эта сторона коллективности, социальности, социализированности становится для меня предметом размышлений… Марксизм создавал социальные организации, вся его идеология, философия была направлена на создание социальных организаций. …принадлежность к социальной организации определенного типа… никогда не выводилась на уровень … осознания, осмысления и понимания» (с.218).
«Понять можно только некое знаковое изображение. А поэтому… ни я, ни любой другой, сколько бы ни била нас жизнь и какие бы уроки мы ни получали в результате ошибок поведения в социальной организации, мы понять ничего не можем, только приспособиться, научиться вести себя так, что бить нас не будут. И отсюда вытекала проблема – но я шел к ней очень медленно – теоретического изображения всего этого в схемах» (с.218).
«Выяснилось, что писать я могу только то, что понял, что у меня вообще не работает формальная память» (с.171).
«…я начинал спрашивать, почему они делают так, а не иначе (а спрашивал я все это в модальности познания и саморазвития)… выяснялось что они просто этого не знают» (с.172).
«…у меня все время возникали вопросы. Почему так, а не иначе? Откуда следует то, или иное утверждение? Какова структура самого рассуждения? Как приходят к таким-то следствиям и выводам? Почему приходят именно к этим?» (с.171).
Цитатами про два типа понимания мы намерены подкрепить следующий вывод: действия ГП, спровоцированные знанием (узнаванием) в контексте идентификации, постепенно заменялись другими по типу принципами и способами действия в результате ситуационного поиска выхода из конфликтов между опосредованной знанием идентификацией, и действенным пониманием (непониманием — в смысле конфликтности).
«…лет до 35 это ощущение [«что я все время в чем-то не дотягиваю»] имело у меня характер личностного ощущения и потому заставляло постоянно строить способы жизни (выделено мной – С.К.). Вот теперь оно, наверное, уже воплотилось в принципы деятельности и поведения и не затрагивает моей личности» (с.134).
ПРИНЦИПЫ И ПРОБЛЕМАТИЗАЦИЯ: СХЕМА МД
Посмотрим, как были применены принципы, извлеченные ГП из истории увольнения отца (1948 г.). Вот эти принципы. «Никогда не надо обращаться ради собственного спасения или утверждения какой-то истины [«к людям вышестоящим»], ибо эта истина не существует для людей определенного социального круга… здесь возможны только личные отношения и обращение к личности, но никогда не к должностному лицу» (с.233).
Этот (третий) принцип поставлен в контекст двух других: «…нельзя быть частичным производителем, нужно искать такую область деятельности, где возможно быть целостным и все, что необходимо для работы, для творчества, для деятельного существования, всегда может быть унесено с собой» (там же).
«Вступая в борьбу, надо всегда предельно четко и до конца рассчитывать все возможные альтернативы и четко определять те границы, до которых ты способен или хочешь идти. Я понял, что всякого рода непоследовательность сохраняет человеку жизнь, но лишает его самодостаточности и разрушает его личность» (там же).
В годы учебы ГП несколько раз в катастрофических ситуациях удавалось реализовать эти принципы: он шел до конца, имея запасной ход, или был прикрыт личным договором.
С тех пор проблематизация «прикрывалась» административно или заказом – на играх. Позиции администратора, организатора становятся источником заказа на содержание методологем. При этом сам заказчик освобождался от самоопределения. «Крыша» ограничивала плацдарм социально-политического сопротивления по отношению к действию как идентификационной экспансии. Конкретному коллективу навязывалось будущее, он раскалывался на сторонников и противников ГП.
Этот принцип организации плацдарма позволял описанный выше конфликт между употреблением знания и политикой технологично переводить в набор проблем. Соответствующий этим граничным организационным условиям принцип соорганизации действия и порождающего знание мышления в 1981 г. после Игры-3 был назван мыследеятельностью, через него Г.П. стал переосмыслять свою жизнь, — в книге мы находим соответствующие фрагменты.
Наиболее популярными плацдармами в доигровой период были академические семинары, симпозиумы и пр., где ГП с учениками воспроизводили технологию контрполитической, контргрупповой, контрсоциальной проблематизации. В конце 1980-х на волне перестройки появляются организационные машины, реализующие проблематизацию на заказных плацдармах и внутренних играх: ММАСС (С.Попов), ШКП (П.Щедровицкий), Независимый Методологический Университет (Ю.Громыко).
В тексте [3] немного материала о рефлексии, но есть следы самой рефлексии в форме принципов организации деятельности и жизни, часть из которых цитирована выше. Поскольку принципы сформулированы как негативные, как снимающие ошибки, то мы вправе считать их следом третьей группы конфликтов – между рефлексией и (не идентификационной) нормировкой самоопределения ГП посредством ранее принятого способа действия, принятой цели или задачи. Эти конфликты не описаны в тексте, следовательно не осознавались как таковые и, по-видимому, не имели большого значения.
Итак, пространство МДГП образуют три конфликта между разными действительностями. Реализация знания противостоит политике, опосредованная мышлением идентификация и узнавание – действенному пониманию, а рефлексия – ценностной, целевой, задачной и пр. нормировке действия. Механизмом содержательного разворачивания конфликтов была коммуникация, занявшая в МД онтологии центральное место.
В тексте мы находим соответствующее замечание о роли коммуникации в становлении пространства МДГП: «…через коммуникацию происходит какое-то удивительное взаимодействие – между идеальным, культурным содержанием и особенностями, обстоятельствами мыследеятельности». «Если родители не «кладут» идеальное содержание своей профессиональной деятельности в коммуникацию, если они просто мыследействуют, то ребенок фиксирует содержание совершенно другого рода – коммунальное, обыденное» (с. 201). «У них, фактически, возникает расхождение между двумя культурами: культурой семейной жизни, содержание которой оказалось… жизнедеятельностным, коммунальным, и той культурой, с которой они встречаются при обучении…» (с. 202).
ПЛАЦДАРМЫ, ПРОБЛЕМАТИЗИРУЮЩИЕ СХЕМУ МД
Как мы сказали выше, программа регионализации 1986 года, как программа изменения формы существования методологии, на наш взгляд, не была принята. К тому времени в интенсивном употреблении находилось два способа ограничения социально-политической групповщины и формирования плацдарма комплексирования действительностей – игра и конкурсы. Регион не был освоен как пространственная единица и как плацдарм, замыкающий политику. Программа регионализации требует существенной модернизации содержания нескольких действительностей. Превращенная в интеллигибельную идентификация, а также соответствующая ей цель и задача «восстановления интеллигенции» (с.301), управленческой элиты нуждается в пересмотре, о чем свидетельствуют разговоры о так называемых транспрофессионалах (((Ссылка???))). Не нашел
Нам кажется, что конфликт МД рефлексии и нормировки со стороны ценностей-целей (см. выше о третьем пространственном конфликте) по-прежнему, как и во времена МДГП, технически не освоен, не поддается переводу в проблематизацию знаний игроков на нерегиональных, искусственно ограниченных плацдармах.
Интерес к другим цивилизационным инструментам подключения политики к пространственному контексту, в частности, к праву, пока носит полуакадемический характер. Неясно, какие (и в каком порядке) позиции в сфере права нужно оснащать деятельностным знанием – судей, юристов-консультантов, или адвокатов. Неясно пространственное положение правовых машин, не выработан заказ на трансформацию сферы, подобный заказу на трансформацию политики. Право развивается хаотично, отраслями (корпоративное, международное и пр.) и попало в жесткую зависимость от политики [2].
Расхождениями в методах формирования частных плацдармов – эзотерических, учрежденческих, образовательных, политтехнологических, консультационных – можно описать сложившуюся мозаику методологизированных организмов и конкуренцию на рынках интеллектуальных услуг. Плацдармы защищены описанным выше методом деполитизации, и в этом смысле непрактичны, хотя недекларируемое стремление преодолеть это ограничение не ослабевает.
Оптимистический взгляд на ситуацию мог бы оправдать эту непрактичность неизбежностью и необходимостью длительной имитации проектов на несобственном, в том числе деполитизированном материале [4]. Но для этого необходимо самоопределение сообщества по отношению к современной истории, – возможно, подобное тому, что пишет ГП о себе на третьем курсе университета. Описывая свою работу над курсовыми по истории, он квалифицирует ее так: «Мое мышление развертывалось в материале – сугубо в материале. С одной стороны, в материале истории, в материале общественно-экономических формаций (работы были посвящены происхождению феодализма в Китае и Киевской Руси и связывались интересом к актуальной тогда для Китая теме возможности перехода от феодализма сразу к социализму, минуя фазу капитализма, — С.К.), а с другой — на материале опять-таки исторических идей, идей исторической необходимости, причинной обусловленности, детерминированности исторического процесса и т.д.» (с.265).
Квалификация явно неодобрительная. А как надо было делать? Тут же дается ответ: «…наверное, тогда впервые для меня возникла проблематика искусственного и естественного, и я ее по-своему решал. Не в понятиях естественного и искусственного, потому что… они не ложились на мой уровень понимания и не проступали как логические, категориальные проблемы естественного и искусственного» (там же).
По-видимому, нужно понимать это так, что мышление должно быть свободно от материала в том смысле, что оно может обращаться к нужному материалу. В тот момент на философском факультете было позволено обращение к исторической действительности и идеологии необходимости в истории, хотя актуальный Китай тогда был объектом сугубо политической мысли (тогда везде обсуждалась проблема его взаимоотношений с Советским Союзом). Доклад по курсовой работе по факту был оценен в политической действительности, и на кафедре состоялась серия соответствующих коммунальных разборок по поводу ошибочной позиции ГП. То есть, получилось так, что несвобода от материала одной действительности, в данном случае, исторической, пространственно была компенсирована развернутой социально-политической ситуацией «здесь и теперь», а также политической — в Китае.
История и идеология (различение идеологии и знания появилось в контексте попыток осознанно употреблять идеологию как техническое знание в политизированных ситуациях (с.259)) в этом эпизоде у Г.П. стали инструментом собственного самоопределения в политической ситуации, действительностью, втягивающей в коллективное мышление и средством борьбы с политизированной групповщиной. В дальнейшем отношение к ней не менялось вплоть до 1979 года, когда программирование исследований было вытеснено технологией программирования, а в пространстве методологической работы и самоопределения произошли принципиальные изменения [1]. В частности, доклады ГП по истории ММК вплоть до 1980 года автоматически превращались в очередное публичное самоопределение.
Вернемся к конфликту между процессами употребления знания и политикой. Первой для ГП формой коллективно-конфликтной соорганизации оперирования в исторической действительности и политической аналитики, по-видимому, были дискуссии с Зиновьевым. Последний так и остался в схематизации и индивидуальном понимании, а ГП, «обсуждая все в историческом контексте», взял техники пространственного самоопределения. Сформированная у него в те годы цель работать на восстановление интеллигенции не могла быть вынута из пространства с «вшитой» действительностью истории.
Здесь необходимо привести эпизод, объясняющий тип самоопределения ГП в 1952 году. Речь идет о том, что они с Зиновьевым вычислили дату неизбежной смерти Сталина и предсказали логику и механизмы последовавших перемен. «Мы думали о том, что будет происходить после смерти Сталина, и это занимало нас обоих в очень большой мере» (с.287). «…ресурс достаточно грамотных людей, способных занимать руководящие посты, уже исчерпан, что партия на самом деле съела свою верхушку, и потому следующим важным шагом, который должен быть сделан в ближайшие два-три года, станет разоблачение этого механизма, для того, чтобы он не мог повторяться…» (с .299).
«…потом это… начинало осуществляться… с удивительной точностью… это заставило меня поверить в силу такой, чисто аналитической, предсказывающей мысли… Это было… более удивительным для меня самого, чем для всех остальных. И в дальнейшем заставило меня относиться к самому себе всерьез, потому что оказалось, что я могу выделывать такие вот вещи» (с.298).
История помещалась в пространство МД, мир мыслился только через личное участие в истории. «…работы по макроистории, работы по микроистории… все это для меня соединялось понятием «методология марксизма» «…тогда я относился к происходящему как к естественно — историческому процессу, в который я был вовлечен» (там же).
А в чем ГП вообще не участвовал, что именно было маркировано как недействительное? «Мир нравственного самоусовершенствования, самооценок, моральной критики существовал, но он был вынут (подчеркнуто нами – С.К.) из системы социальных, коммунальных отношений, он был канонизирован сам по себе» (с.139). «…я никогда не обсуждал жизнь как таковую, не теоретизируя. Я, фактически, коллективные оценки и взаимооценки вырубал, хотя я признавал принципиальное обсуждение друг друга вдвоем – с людьми, которых я любил и которым доверял» (там же).
Мораль в такой трактовке есть (с учетом всего вышесказанного) техническая действительность интерсубъектного взаимоопределения (установления пределов идентификации как действию), например, в большой истории, как у ГП, хотя может интерпретироваться и как вынутая (см. цитату выше) и канонизированная часть морали вообще, определяющей нормы жизнедеятельности социальных групп. Тексты «принципиальных обсуждений» на двоих (см. цитату выше) имели двунаправленный морально-политический потенциал, но по сути являлись политическими, т.е. вовлекающими часть социального мира в техническую действительность морали и через нее – в пространство МДГП [1, приложение 6].
Такое положение политической деятельности в пространстве МДГП, состоявшее в том, что она попадала в конфликт с употреблением знания, фактически, было задано рамкой выживания интеллигента и возврата его способности действовать в истории.
Теперь нужно идти к истокам этого самоопределения и к архивам становления и развития метода.
Литература
- Котельников С.И. Археология смыслов о методе. В кн. Метод: вчера и сегодня. Материалы I методологического конгресса. (20-21.03.94). М.,95
- Котельников С.И. Уличное телевидение – от игрушки к технологии. Кентавр N 27, 2001 г.
- Г.П. Щедровицкий.«Я всегда был идеалистом», проект «Архив ММК», «Путь», М., 2001 г.
- Сергейцев Т.Н. Проектирование избирательных кампаний. Рукопись. 98.г.
- Пространство национальных интересов. Отредактированный и расширенный текст доклада на школе по методологии, г.Трускавец, 30 августа 2001 г. – circle.ru\kentavr\TEXTS\099ko6.zip (приложение 6 к (2)).